Вчера стали известны итоги работы арбитражного суда Москвы за прошлый год. Число обращений в суд, все последние годы возраставшее примерно на 20%, впервые снизилось на 19%. Причиной стали изменения налогового законодательства, позволившие взыскивать мелкие штрафы без суда. Судьи могут теперь тщательнее рассматривать серьезные дела, сложность которых все время увеличивается. О практике разрешения таких дел председатель арбитражного суда Москвы ОЛЕГ СВИРИДЕНКО рассказал в интервью обозревателю Ъ ОЛЬГЕ Ъ-ПЛЕШАНОВОЙ.
— В арбитражном суде Москвы сосредоточены налоговые дела всех крупнейших компаний, состоящих на учете в специализированных межрегиональных налоговых инспекциях. В Москве, по сути, действует центральный налоговый суд для всей страны. Как это влияет на формирование практики?
— В нашем суде работают четыре налоговых состава по восемь судей, количество и объемы дел огромны, и в случае увеличения численности судей мы, возможно, создадим шесть или семь составов. Практика судов московского округа очень значима: многие судьи из регионов интересуются категориями дел, которые еще не возникали у них, но вовсю решаются у нас. Кроме того, судьи Московского округа, в отличие от региональных коллег, могут напрямую взаимодействовать с Высшим арбитражным судом, в том числе участвовать в работе президиума и пленума ВАС.
— Наиболее сложные проблемы не может пока решить даже президиум Высшего арбитражного суда (ВАС). Он, в частности, никак не определит, насколько обязательны многочисленные письма Минфина по разъяснению налогового законодательства и как их обжаловать. Какую роль эти письма играют при рассмотрении дел в арбитражном суде Москвы?
— Второстепенную, учитывая, что для суда обязательны только Конституция и законы. А письма Минфина — это, прежде всего, мнение издавшего его органа, которое не устанавливает обязательных правил и зачастую не проходит госрегистрацию в Минюсте. Такие письма по общему правилу не должны применяться.
— Среди спорных вопросов, дошедших до президиума ВАС,— использование налогоплательщиками заемных средств, в частности, возвратный лизинг на заемные средства. Когда появятся четкие правила разрешения таких дел?
— В сфере лизинга сейчас пошли очень серьезные дела. Это новая категория, с которой связаны большие проблемы. Практика только нарабатывается и будет формироваться не менее года. Сейчас мы в коллегии и президиуме суда обсуждаем вопросы, а в середине года попробуем обобщить нашу практику.
— Недавно Конституционный суд обязал суды рассматривать все документы налогоплательщика, включая те, которые в свое время не были представлены в инспекцию. Это противоречит методическим рекомендациям, которые весной дал судам кассационный суд Московского округа. Что сейчас происходит с делами, решенными по рекомендациям?
— Эти дела кассационная инстанция сама направляет к нам на новое рассмотрение. В результате очень часто налогоплательщики получают "правосудие по кругу". Для судей ситуация тоже сложная: методические указания создали определенные правила, при которых суд оценивал только те документы, которые представлялись в налоговый орган. Теперь ситуация изменилась: президиум ВАС вслед за Конституционным судом подтвердил, что суд обязан принимать все доказательства по делу, и налогоплательщики получили возможность представлять документы непосредственно в суд. Многие так и поступают, в результате объемы судебных дел становятся гигантскими. Если предприятие приносит десятки томов финансовых документов, то как судья может детально все их исследовать? Он и не должен этого делать, подменяя собой налоговый орган! Сейчас мы предлагаем налоговому органу исследовать представленные документы и составить акт, который и будет затем рассматривать суд. Многие на это идут, однако одной судебной практикой здесь не обойтись и, очевидно, решать проблему надо в законодательном порядке.
"Проблемы с профессионализмом проверяющих есть почти во всех госорганах"
— На прошлой неделе арбитражный суд Москвы во второй раз признал наличие нарушений в фармацевтической компании "Брынцалов-А", во второй раз оштрафовав ее на 40 тыс. руб. Почему суд не приостановил деятельность компании, как того требовал Росздравнадзор?
— Сейчас вступило в силу только решение по первому делу, из которого видно, что акты проверки Росздравнадзора, представленные в суд, не доказывали грубых нарушений. Апелляционная инстанция это решение не изменила. Решение по второму делу в законную силу не вступило, поэтому говорить о нем преждевременно. Отмечу, однако, что проблемы с подготовкой актов проверки и профессионализмом проверяющих есть почти во всех госорганах, будь то Росздравнадзор или Центробанк. При этом необходимо учитывать сложность и новизну споров.
— Тот же Центробанк имеет большой судебный опыт. Какие проблемы были наиболее сложными?
— Центробанк, например, отзывает лицензии, а заявители, оспаривая приказ об отзыве, просят суд принять обеспечительные меры: приостановить действие приказа и позволить банку работать. По таким вопросам должна быть единая судебная практика. На основании процессуального закона и разъяснений президиума ВАС мы пришли к выводу, что для принятия таких обеспечительных мер необходимы два условия: невозможность исполнения судебного акта и риск причинить значительный ущерб заявителю. Сейчас эта позиция подтверждена постановлением пленума ВАС об обеспечительных мерах, принятым осенью прошлого года. Практика показывает, что обычно действие приказа об отзыве лицензии не препятствует исполнению решения и не приводит к убыткам банка, даже если приказ будет в итоге признан недействительным.
— Банкиры считают иначе, заявляя о значительных убытках и невозможности восстановить потом работу банка.
— Убытки надо документально обосновать. Бывает, что банкиры ссылаются исключительно на большое число клиентов--физических лиц, но доказательства должны быть очень вескими. Они, как правило, не представляются, все сводится к рассуждениям, и обеспечительные меры не принимаются. Это касается приказов не только Центробанка, но и иных органов.
— Тем не менее недавно арбитражный суд Москвы в порядке обеспечения иска позволил работать реестродержателю "Единый регистратор", лицензию которого приостановила Федеральная служба по финансовым рынкам. В чем причина?
— Это может быть связано с тем, что приостановление деятельности регистратора по ведению реестров будет, по сути, означать запрет деятельности эмитентов. Здесь можно провести аналогию с запретами проводить общие собрания акционеров, а выносить такие запреты арбитражные суды не вправе. За подобные меры у нас в прошлом году лишились работы несколько судей, один из которых арестовал имущественный комплекс при рассмотрении преддоговорного спора.
— Как влияют на рассмотрение дел обращения в суд госорганов, в них участвующих? Не нарушает ли согласование позиций суда и госорганов права бизнеса?
— Мы получаем обращения различных госорганов по вопросам применения права. Обсуждение поставленных проблем проводится открыто и с единственной целью — выработать единые подходы. Такие же обсуждения с участием госорганов широко практикуются и в ВАС. Права бизнеса это ни в коем случае не нарушает, тем более что суд свою позицию с госорганами не согласовывает. Речь идет лишь о формировании единообразной судебной практики, а конкретные дела не обсуждаются. Опять же, не каждое обращение госоргана удовлетворяется и не каждую проблему удается решить. В частности, мы до сих пор не нашли взаимопонимания с регистратором прав на недвижимость, из-за чего не удается сломать очевидные рейдерские схемы.
"Рейдерство глобальных объектов сейчас ушло в регионы"
— Рейдеры не скрывают, что система госрегистрации прав на недвижимость — нередко ключевое звено в механизме корпоративных захватов. Может ли суд защитить собственника?
— Именно эти проблемы мы пока не можем решить. Есть немало примеров, когда истец был собственником недвижимости, но потом мошенническим путем его недвижимость продали. В суд подается иск о признании права собственности на объект и недействительности регистрации прав на него ответчика. Наш суд иск удовлетворяет, а регистраторы говорят, что по формальным причинам не могут исполнять решения о недействительности зарегистрированного права. Получается, что собственник отстоял свое право на имущество, а в реестре права на него зарегистрированы у другого.
— Если компания не становится собственником по реестру, то тот, кто в нем зарегистрирован, может продать имущество даже после решения суда?
— Элементарно. Тот, кто зарегистрирован незаконно, понимает, что рано или поздно имущество он потеряет, и пока запись в реестре сохраняется, у него есть возможность продать имущество. Обеспечительные меры о запрете продажи, накладываемые судом в период рассмотрения дела, прекращаются сразу после вступления решения в силу. Результат — идеальная рейдерская схема с появлением добросовестного приобретателя, часто находящегося в офшоре. Попытки вернуть имущество в таких случаях бесперспективны.
— Госрегистрация прав на недвижимость, казалось бы, создавалась для защиты собственности. Что же произошло?
— Чтобы реестр служил для защиты прав, в нем нужно фиксировать все сделки и сделать доступной информацию. А сейчас данные реестра непубличны и нет правил о том, чтобы в реестре фиксировались все операции с недвижимостью. Мы видим заявителей, подающих надуманные иски только для того, чтобы суд истребовал регистрационное дело и позволил им выявить цепочку покупателей имущества. Но даже после того, как истец получает информацию и подает обоснованный иск об истребовании имущества, оно успевает сменить владельца.
— Сейчас в Москве волна захватов недвижимости вроде бы прошла. Практика суда это подтверждает?
— Рейдерство глобальных объектов бушевало в Москве в 2004-2005 годах, а сейчас ушло в регионы. В нашем суде остались в основном дела в сфере среднего бизнеса. Но точечно к серьезным объектам в Москве подбираются и сейчас, это видно в банкротных делах. Например, заявление о банкротстве машиностроительного завода "Маяк" подается в суд уже в четвертый раз, 16 ноября прошлого года мы заявление вернули. Обращаются всякий раз разные кредиторы, но долг один и тот же — заявители его просто переуступают друг другу.
— Чем же "Маяк" так полюбился?
— Объектами недвижимости. Похожая ситуация сложилась вокруг крупного стратегического предприятия "Дельфин" — там восемь корпусов в Очакове и земля. Не знаю, как эта ситуация будет развиваться, поскольку Русский банк имущественной опеки, который заявлял о банкротстве "Дельфина", в ноябре прошлого года попал под принудительную ликвидацию, и теперь решать вопросы будет Агентство по страхованию вкладов. Я полагаю, есть все основания сохранить стратегическое предприятие.
— Сейчас в Госдуму внесен антирейдерский проект изменений в законодательство, подготовленный Минэкономразвития. Принесет ли он практическую пользу?
— Многие проблемы он должен решить. Основное число корпоративных конфликтов связано с появлением в компании нескольких директоров, представители которых появляются в суде уже на начальной стадии рассмотрения дел. Проверка дублирующих полномочий приводит к затяжке во времени, что рейдерам только на руку. Таких дел много, поэтому изменения в законодательстве, направленные на решения этой проблемы, можно только приветствовать.
— Многие вопросы законопроекта, например, по обеспечительным мерам, уже решил пленум ВАС. Сохраняется ли актуальность проекта?
— Обеспечительные меры в законопроекте урегулированы подробнее, чем в постановлении пленума ВАС. Есть очень интересные новые предложения — например, чтобы вопрос о принятии обеспечительных мер в корпоративных спорах рассматривался с участием сторон. В целом изменения актуальные, но запоздалые. Первая конференция по поводу законопроекта была еще год назад, и уже тогда было понятно, что время упущено. Вместе с тем в законопроекте отсутствует административная и уголовная ответственность за двойное ведение реестра, а мы на это рассчитывали. Сохраняется также возможность проводить повторные собрания акционеров, решения на которых принимаются всего 16% голосов от общего числа акционеров. Достаточно сорвать очередное собрание, и контрольный пакет голосов оказывается потерян.
— Ведущие ученые критикуют проект за точечное решение проблем и отсутствие целостной концепции.
— Критика справедлива, но с точки зрения практики обсуждать концепцию означает потерять еще больше времени. То, что подготовлено, надо быстро принимать. Я боюсь, что под законопроект уже есть рейдерские схемы, которые потом придется оперативно исправлять — как практикой, так и изменениями в законе.
— Готов ли суд рассматривать коллективные иски, предусмотренные законопроектом? Заработает ли механизм?
— Заработает, вопрос только, в каком направлении — с пользой для защищающихся или как более организованный гринмейл. Скорее всего, вначале, пока не изобретут способы злоупотреблений, польза будет: однотипные дела не будут рассеиваться по разным судам и судьям, что позволит избежать затягивания процесса и более качественно рассматривать спор. В нашем суде, например, все дела, связанные с компанией-банкротом, сейчас рассматривают судьи банкротных составов. Это позволяет оценивать сделки компании-банкрота в контексте основного дела и видеть целостную картину, чего никак не могли судьи других составов.
"Мы заменили все компьютерные программы и всех сотрудников канцелярии"
— Сейчас к рассмотрению дел разрешено привлекать арбитражных заседателей, включая отраслевых специалистов. Они уже начинают серьезно влиять на вынесение решений. Как оценивает участие заседателей суд?
— Задумка привлекать арбитражных заседателей интересная, но практика показала, что многие вопросы в законе не урегулированы, из-за чего участие заседателей приносит больше негатива. Сейчас дела с заседателями затягиваются до бесконечности, поскольку неявка заседателя в суд ничем ему не грозит. В законе необходимо предусмотреть оперативную замену арбитражного заседателя. Кроме того, вряд ли оправданно привлекать заседателей к решению самых простых гражданских дел, например, о взыскании арендной платы. Бывает, что требуемую сумму ответчик уже уплатил, а решение по делу вынести нельзя — не явился заседатель.
— Кто становится заседателем?
— Списки кандидатов нам подавали союзы юристов, сообщество третейских судей, ТПП РФ, было обращение НАУФОР. Эксперты по отраслевым вопросам, таким как интеллектуальная собственность или ценные бумаги, в делах очень полезны. Их участие, возможно, ограничило бы необходимость проведения экспертиз. Однако многие кандидаты в списке общественных организаций — это адвокаты, тогда как в мировой практике не принято, чтобы они параллельно выступали судьями. В законе мы упустили процедуру отбора заседателей и проверку их профессиональной подготовки. Сейчас для их утверждения достаточно собеседования у председателя суда, справок об отсутствии судимости и утверждения списка пленумом ВАС. Маловато для того, чтобы получить на два года все права судьи и выносить решения. Можно подумать о том, чтобы назначение происходило через квалифколлегию судей.
— Участие в делах арбитражных заседателей может препятствовать коррупции в суде?
— Прежде всего, нужно создать условия, при которых не будет благоприятной почвы для коррупции. У нас идет повседневная работа по искоренению судебных актов, вынесенных с грубыми процессуальными нарушениями. За одно такое грубое нарушение судья может лишиться своей должности. Из 15 судей, ушедших в прошлом году, добровольно ушли не все. Одни подали заявления сами, а полномочия судьи Галины Рожковой, допустившей различные нарушения, прекратила квалифколлегия, законность решения которой подтвердил Верховный суд. Я вносил также представление о прекращении полномочий судьи Ольги Даугул, признавшей незаконными основные налоговые претензии к ТНК-ВР и совершившей круиз на Кубу с бывшим помощником Дмитрием Таратихиным, в определенный период работавшим в структурах ТНК. Квалифколлегия представление отклонила, но судья сама подала в отставку.
— После этого в одном из обращений Федеральной налоговой службы в Высшую квалифколлегию судей было сказано, что в арбитражном суде Москвы ослабли позиции "Альфа-групп". Как вы оцениваете это утверждение?
— Думаю, что случай с судьей Даугул, безусловно, повлиял. Но мы увидели проблемы гораздо раньше, когда стали наводить порядок в канцелярии суда. Была выявлена некая система совпадений, когда дела одних компаний попадали к одному и тому же судье. В результате произошла замена почти всех сотрудников канцелярии, а программу распределения дел между судьями менять пришлось неоднократно: интерес к ней был потрясающий, возникали ситуации, когда с экрана вдруг все исчезало, а потом появлялось с дополнениями. Кто-то работал с нашей программой, кто-то имел возможность в нее входить.
— Внутри суда или извне?
— Программисты сказали, что это можно делать не только изнутри. Сейчас проблем уже нет: если мы видим изменение в распределении дел, материалы возвращаются в общую "корзину" на новое распределение. Оно идет исключительно автоматически, причем компьютерная программа разбита на участки и целиком никому в канцелярии не доступна.
Увидели мы и другие технологии. Например, многие адвокаты подавали в суд по восемь одинаковых исковых заявлений (по количеству судей в составе) в расчете, что одно попадет к нужному судье. Наш президиум решил, что все исковые заявления при таких повторах необходимо направлять судье, которому распределено первое из них, и сейчас потоки одинаковых заявлений прекратились. Истцы пытались также рассчитать движение очереди, однако мы закрыли и эту лазейку, изменив поток движения документов. Кроме того, в прошлом году мы провели несколько рокировок, переведя судей из одного состава в другой и нарушив многие устоявшиеся цепочки. Эти и многие другие меры позволяют создать равные условия для всех участников арбитражного процесса.
— Как быстро связи могут восстановиться?
— Даже при большом желании — не менее чем через год и то только в случае, если мы не сыграем на предупреждение.