Ситуацию вокруг отставки генерального прокурора комментирует обозреватель Ъ МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ:
Указ президента #465 представляется сомнительным не столько с юридической, сколько с политической точки зрения. Вопрос о том, следует ли принимать отставку Казанника и кому ее следует принимать, принципиально важен в случае, если президент и Совет федерации желают померятся силами безотносительно к поводу для такого состязания. Если острого желания нет, простейший здравый смысл подсказывает, что заявление об отставке фактически отставкой и является. Казанник — не рядовой срочной военной службы, должность генпрокурора — не почетная обязанность, и никто не в праве держать чиновника на посту насильно. Заявление об отставке было адресовано президенту, которого Казанник фактически признал первоначальной инстанцией. Поэтому — если бы Казанник действительно желал урегулировать ситуацию в смысле своего возвращения на пост генпрокурора — нормальным шагом были бы переговоры с президентом, которых не было. Реально Казанник предложил Совету федерации отобрать у президента прерогативу выбирать кандидатов на пост генпрокуроров, т. е. — капитально изменить Конституцию.
Прочие аргументы Казанника вовсе анекдотичны. Призыв к Совету федерации не принимать отставку, поскольку он "не нарушил закон", свидетельствуют о том, что бывшему генпрокурору неведомо различие между административным правом (в рамках которого происходит процедура отставки) и Уголовным кодексом (применяемым к тем, кто "нарушил закон"). Предложение заиметь "принципиального прокурора" в его, Казанника, лице более всего напоминает старинный анекдот: "Его превосходительство отличался необычайной скромностью, на что сам неоднократно указывал". В сочетании с намерениями баллотироваться в 1996 году в президенты все вместе создает картину вполне клинического свойства — благо после эпопеи с Конституционным судом фигурой свихнувшегося юриста в России уже никого не удивить.
Но именно тот прискорбный факт, что дело Казанника имеет отношение не столько к юриспруденции, сколько к психиатрии, и заставляет усомниться в политической сообразности президентского указа. Совет федерации, имея ряд претензий к президенту, вероятно, все же предпочел бы удовлетворять их посредством нормальной политической игры, не прибегая к услугам человека, психическое здоровье которого внушает серьезные подозрения. С точки зрения представленной в Совете федерации властной элиты — если ее вовсе не покинул инстинкт самосохранения, — в стране, правоохранительная система которой поражена глубочайшим кризисом, психически неадекватный генпрокурор — непозволительная роскошь. Но если даже допустить, что в желании уязвить президента Совет федерации готов пренебречь собственной пользой ("на зло бабушке отморожу уши") и президент решил обезопаситься, тогда непонятна его медлительность. Все выше приведенные призывы и проекты Казанник обнародовал неделю назад, и ничто не мешало тогда же поставить под ними точку указом #465. По крайне мере, это не создавало бы стандартного эффекта, когда администрация президента все время крепко спит и просыпается исключительно в последний момент. В итоге самоочевидная задача избавления от психически больного человека превращена в серьезную политическую проблему — за что президентские службы могут благодарить исключительно самих себя.