Событие недели — два экзотических фильма, снятых в разных концах света, но удивительно рифмующихся между собой. Хинер Салеем, автор фильма "Водка-лимон" (Vodka Lemon, 2003),— иракский курд, живущий во Франции (20 января, "Культура", 23.40 ***). Дагур Кари, снявший "Ноя — белую ворону" (Noi the Albino, 2003),— исландец (21 января, "Культура", 22.30 ****). В обоих фильмах действие — или его отсутствие — разворачивается в забытых богом местах, часть года отрезанных от остального мира снежными заносами. Ослепительный белый цвет заливает экран и там и тут. У Салеема это курдская деревушка в Армении. У Кари — городишко на севере Исландии, где есть все атрибуты цивилизованного общества, но в одном экземпляре: одно такси, один пожарный, одна бензоколонка. И деревня, и город как бы и не существуют. Салеем часто цитирует, как эпиграф к фильму, слова своего деда: "Наше прошлое печально, наше настоящее катастрофично, но, к счастью, у нас нет будущего". А герои Кари могут созерцать в краеведческом музее карту мира, на которой не обозначен не только их город, но даже и сама Исландия. Что в армянских горах, что в исландском захолустье правит бал печальный, а часто и трагический абсурд, особенно вопиющий на фоне ледяной красоты природы. По поводу "Водки-лимон", например, критики вспоминали и Сэмюэля Беккета, и Аки Каурисмяки, и Рене Магритта, и меланхоличное грузинское кино 1960-х годов. Хамо, герой фильма,— 60-летний отставник советской армии, получающий 7-долларовую пенсию, ежедневно сметающий снег с фотографии покойной жены на кладбище и покуривающий, вольготно установив свое кресло среди сугробов. Ною же всего семь лет, но от жизни он особого энтузиазма тоже не испытывает. По утрам бабушке приходится палить в воздух из карабина: иначе его не добудиться. А в школе его манера поведения наводит учителей на мысли, что он то ли аутист, то ли "шиза". На фоне такого почвенного в хорошем смысле слова, колоритного, но не этнографического кино особенно разочаровывает "Ярость" (Fureur, 2002) модного француза Карима Дриди (23 января, "Россия", 0.35 **). Дриди специализируется на "жареной" фактуре, будь то быт сутенеров и трансвеститов с Пляс Пигаль или арабские кварталы Марселя. В "Ярости" он решил живописать парижский чайнатаун, 13-й округ столицы, как всегда, неумолимо подводя героев к трагическому финалу. Молодой китаец перебирается в Париж, где уже живет его сестра. Она обещана в жены наследнику местного "крестного отца", но в нее влюблен испанец, владелец гаража, некогда прервавший карьеру боксера. Дриди претендует на то, чтобы быть выразителем "мультикультурности", дать слово "немым" национальным общинам. Но на самом деле в его фильмах отчетлив привкус спекуляции, он вульгарен, а его драматургические конструкции шиты белыми нитками: уже в первой трети фильма становится очень скучно от того, что все предстоящие события легко предсказуемы. С точки зрения "мультикультурности" гораздо интереснее "Дьявол в голубом платье" (Devil in a Blue Dress, 1994) Карла Фрэнклина, образцовая стилизация под нуар (23 января, "Первый канал", 1.30 ***). Лос-Анджелес 1948 года, ветеран-неудачник, вынужденный стать частным сыскарем, поиски пропавшей невесты богача, джазовые притоны, фотографии, уличающие политиков в педофилии, позорная тайна негритянской крови, дружок-психопат, стреляющий быстрее, чем думает. Все это было бы лишь стилистическим упражнением, если бы главные герои не были афроамериканцами, что придает замшелому жанру неожиданную динамику и напряжение. Из криминальных фильмов стоит обратить внимание и на "Счастливое число Слевина" (Lucky Number Slevin, 2006) Пола Макгигана (21 января, "Первый канал", 21.50 ***). Его тоже легко счесть просто стилизацией, на этот раз — под Тарантино. Приехавший в Нью-Йорк развеяться после любовных неурядиц герой сначала становится жертвой ограбления, а затем его принимают не за того парня и вынуждают совершить убийства сразу два "крестных отца": чернокожий Босс и еврей Рабби. Фильм стоит досмотреть до конца ради неожиданной и жестокой развязки, в которой становится понятным, почему в прологе зрителям показали страшный сон о какой-то семье, некогда убитой букмекерами.