Вдова Джона Леннона, 73-летняя художница и музыкант Йоко Оно подготовила к выпуску сборник ремиксов и кавер-версий своих песен "Yes, I`m A Witch" ("Да, я ведьма"), который выйдет в свет в феврале 2007 года. В переработке песен приняли участие самые актуальные музыканты современности, среди которых — Пичиз, Крейг Армстронг, Энтони из Antony And The Johnsons, Cat Power, Flaming Lips, Le Tigre, The Polyphonic Spree, DJ Spooky и The Sleepy Jackson. О новом альбоме рок-бабушку ЙОКО ОНО расспросил МИХАИЛ Ъ-КОЗЫРЕВ ("Серебряный дождь").
— Артисты, которые работали над этим альбомом,— люди с переднего края музыки. Как вы их отбирали?
— Не то чтобы я отбирала их. В моих художественных проектах я всегда была готова к сотрудничеству с людьми со стороны. А теперь вот предоставила им такую же возможность в музыкальном проекте. Я очень горжусь тем, что мне удалось привлечь настоящих экспериментаторов. По отношению к каждому из участников я испытываю огромную благодарность, все они — важнейшие музыканты современности. Я намеренно не стала приглашать "больших" мейнстримовых артистов. Я решила, что лучше позвать тех, за кем будущее музыки. Мне было важно предъявить новое поколение музыкантов. Я, кстати, и себя отношу к этой категории — поколению будущего.
— Музыканты работали только с оригинальными записями или вам пришлось что-то дописывать?
— Я предоставила в распоряжение участников проекта оригинальные звуковые дорожки. Музыканты хотели работать именно со звуком, записанным много лет назад, в нем есть дух времени. Мы обменивались электронными файлами, я высылала им компакт-диски и даже виниловые пластинки. Кстати, кроме песен, которые были опубликованы, я предоставила для проекта несколько не издававшихся ранее треков. Часть материала, который был записан, не вошел в эту пластинку, но, возможно, он будет использован для сборника танцевальных ремиксов.
— За кем было последнее слово, когда решался вопрос об окончательной версии того или иного трека?
— Я не говорила строгого "да" или "нет", я позволяла себе только комментарии вроде того, что "здесь могло бы звучать погромче", но приказного тона не было. Музыканты, привлеченные к проекту,— это очень талантливые, самостоятельные люди, я не могла себе позволить резких реплик. Каждый из них сделал лучшее, на что способен.
— Неужели же ни разу не пришлось спорить с музыкантами по поводу той или иной версии?
— Вы знаете, все, что происходит во Вселенной,— прекрасно. Я — часть Вселенной. Я просто не могу себе представить такой ситуации, чтобы между мной и кем-либо из музыкантов возникла конфронтация, чтобы мы вошли в реальный конфликт. Все, что делается,— часть единого курса. Все, что было записано, уже благословлено небесами. Больше ничего не могу сказать на эту тему.
— Вы по-прежнему убеждены, что в вашей музыке есть месседж, важный для текущего момента, для современников?
— Для меня всегда было важно находить общий язык с аудиторией. Думаю, это важно для всех. Ведь мы все, люди, часть одного целого, часть организма под названием "человеческая раса", понимаете? То, что важно для одного, важно для всех.
— Вы считаете, что музыка остается сильным средством коммуникации?
— Да. Не единственным, конечно. Кино, документальные книги, поэзия — все это способно доносить до людей самые серьезные идеи.
— Насколько важна для вас ответная реакция публики на вашу работу?
— Ну, я живой человек, и если кто-то отзывается обо мне плохо, конечно, меня это не радует. Но я никогда не думаю об этом, когда творю. Ничего нельзя предугадать заранее. Пишу ли я песню, занимаюсь ли чем-либо еще, я прежде всего следую своему замыслу и не пытаюсь просчитать реакцию аудитории.
— Когда говорят "Россия", что первым делом приходит вам на ум?
— Первое — это моя тетя Анна (Анна Бубнова — одна из трех сестер Бубновых, принадлежавших по материнской линии к Вульфам, семье друзей Александра Пушкина.— Ъ). Анна была скрипачкой и училась в Санкт-Петербурге. Она была настоящей русской аристократкой, в доме, точнее в усадьбе, где она жила, в XIX веке часто бывал Пушкин, сейчас там музей Пушкина. Она вышла замуж за моего дядю, который тоже учился в Санкт-Петербурге с 1914 по 1918 год, и уехала с ним в Японию. Я очень хорошо ее помню, у меня сохранились ее фото, это была очень-очень красивая женщина.
Вообще, Япония очень близка России, не только географически. Я читала в японском переводе Толстого, Горького, Гоголя, Чехова — всех. Русская литература у меня в крови. И музыка тоже — Прокофьев, Шостакович, Чайковский, Рахманинов. Все, что произошло с Россией, когда у власти были коммунисты, я воспринимаю как часть своей собственной истории. Я могу говорить об этом часами, о`кей? Я, например, считаю, что в том, что происходило в России в 30-е годы, виноваты не только Сталин и его банда, но и люди за пределами России. Мир не хотел замечать того, что происходило в вашей стране. Мировое сообщество могло повлиять на Россию, облегчить ваши страдания, но удобнее было не вмешиваться.
— Приходилось ли вам разговаривать об этом с Джоном?
— Нет, конкретно на эту тему у нас бесед не было. Россия — это часть моего собственного бэкграунда, очень богатого и насыщенного. Но Джон был по натуре бунтарь, и в каждой песне, которую мы написали, был бунт и протест, важный для всего мира. Интересная история — мы с Джоном записали в 1971 году альбом "Some Time In New York City". Этот альбом был принят очень плохо, такое уж было время, он оказался никому не нужен. Джон рвал на себе волосы: "Господи, Йоко, зачем мы записали этот альбом!" Много лет спустя Михаил Горбачев собрал в Москве очень известных писателей, художников, религиозных деятелей, и меня тоже пригласил. И знаете о каком альбоме меня больше всего спрашивали ваши российские музыканты? "Some Time In New York City"! Я мысленно обратилась к Джону: "Послушай их! Это был не провал, а настоящий успех!" Джон умер, так и не узнав, насколько важной была его музыка для ваших людей, как она им помогала.