Подведение внешнеполитических итогов года для России совпало со столетием со дня рождения Леонида Ильича Брежнева, отмечаемым с неожиданным размахом. Сенсационный всплеск интереса к наследию героя анекдотов былых времен "дорогого товарища Брежнева", чьи речи и произведения в годы дефицита тайком сдавали на макулатуру, чтобы получить талон на Мориса Дрюона, невозможно не заметить. Россия конца 2006-го года испытывает все большую тягу к тому, что в годы перестройки окрестили застоем. А сегодня все чаще называют "золотым веком" великой державы, после которого наступили смутные времена Горбачева--Ельцина — годы слабой и не нашедшей своего места в мире России, прерванные эпохой возвращения былого российского величия при президенте Путине.
Областью, испытавшей на себе наибольшее влияние того "золотого века", стала российская внешняя политика. Пожалуй, ее можно было бы определить как "необрежневизм". Неважно, что тогда отношения Москвы с Западом называли "мирным сосуществованием", а сегодня министр Лавров говорит о "честной конкурентной борьбе", не скатывающейся к силовому противоборству. Речь идет об одном и том же. Предвижу возражения, что и страны Запада между собой очень даже конкурируют. Но будем откровенны: в нашем случае речь идет о конкуренции другого рода. Это конкуренция не партнеров или союзников, а соперников, не имеющих почти ничего общего. И вот вынужденных "честно конкурировать", то есть "мирно сосуществовать".
Однако каковы все-таки черты внешнеполитического "необрежневизма"? Первое — выстраивание связей с Западом не на доверии и общих ценностях, а на том, что стороны друг друга побаиваются и оттого особо не лезут в дела друг друга. Это не мешает активному энергетическому сотрудничеству, у истоков которого, кстати, стоял Леонид Ильич. В таких отношениях заморозки сменяются разрядкой и наоборот, а рукопожатия нисколько не противоречат фиге в кармане. Второе, вытекающее из первого,— это гипертрофированное значение личных отношений с лидерами западного мира, призванное скрыть отсутствие реального содержания под тем, что по инерции продолжают называть "партнерством". Форма может быть разной: Леонид Брежнев охотился на завидовского кабана вместе с Генри Киссинджером, а Владимир Путин катал Джорджа Буша на 21-й "Волге",— однако суть опять-таки одна и та же. Расписаться в лучших чувствах и затем все сделать исходя из того, что перед тобой опасный соперник, который тайно желает тебе зла,— это и есть необрежневизм. Третье — это явное и скрытое соперничество в разных регионах мира, на площадках третьих стран — будь то Ближний Восток или постсоветское пространство: вы нам Грузию, а мы вам — Украину. Или вот, к примеру, Япония. Слушаешь в эти дни кого-нибудь из думцев, заявляющих, что так называемой "территориальной проблемы" с Токио не существует, и ловишь себя на мысли, что это что-то очень сильно напоминает. Но что именно? Ну да, конечно: 1977 год, интервью Л. И. Брежнева газете "Асахи". Он там уже все за нас сегодняшних сказал.
И как мы могли это сдавать в макулатуру?