выставка живопись
В московской галерее "Улей" открылась выставка "Я люблю писать людей". Живописные и графические произведения Роберта Фалька, которые организаторы выставки вслед за самим художником не захотели называть портретами, рассматривала ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Камерный формат выставки в "Улье" как нельзя более подходит Роберту Фальку (1886-1958) — любимому художнику русских нонконформистов, для которых сама жизнь художника была своего рода моделью существования в искусстве. Роберт Фальк долгое время был в самом центре российского, да и международного, арт-процесса: был членом объединений "Мир искусства" и "Бубновый валет", с 1927 по 1938 год жил в художественной столице того времени Париже. Но после своего возвращения на родину (художник покинул Париж, опасаясь прихода нацистов) Роберт Фальк был обвинен в формализме и до конца жизни практически не выставлялся, продолжая рисовать для себя и показывать работы исключительно приватным образом — как и подобает представителю неофициального искусства, своего рода предтечей и вдохновителем которого он стал.
Интровертность свойственна и произведениям, представленным в галерее "Улей". "Фальк не любил этого слова — 'портрет'. Оно казалось ему чересчур официальным, репрезентативным" — эти слова вдовы художника искусствоведа Ангелины Щекин-Кротовой приводятся в пресс-релизе выставки. И правда, фальковские портреты почти полностью лишены измерения публичности. Художнику словно бы не интересно все то, что составляет привычную, объективно опознаваемую "идентичность" его моделей, он избегает запечатлевать те их черты, которые они сами привыкли считать характерными. И даже рисуя свою парижскую чернокожую знакомую Амру, он словно бы размывает ее негроидный облик, всю экзотику облика, которой так любовался модернизм начала века. Даже когда он подписывает свои рисунки "Земский врач" или "Портрет бретонца", Роберт Фальк меньше всего стремится запечатлеть социальный или национальный тип — скорее он просто сохраняет их анонимность, пытается набросать своих героев такими, какими он их увидел до того, как те представились по имени, даже если "земский врач" — это дядя художника.
Даже когда Роберт Фальк рисует своих близких знакомых, он не стремится нескромно раскрыть их "внутренний мир". Но и не запечатлевает тот их облик, который они привыкли демонстрировать миру внешнему. Скорее художнику удается передать то, какими его герои воспринимают себя. Даже не в зеркале, а неким внутренним, полубессознательным, предельно интимным зрением.
В 1950-е годы мастерскую Роберта Фалька на Мясницкой посещали многие будущие мэтры послевоенного авангарда, в том числе Эрик Булатов, Иван Чуйков, Илья Кабаков. Но учились они не только опыту модернистского искусства, но и некой этике сугубо приватного, непубличного творчества. Речь шла скорее о тихом сопротивлении, нежели декларативной оппозиционности. Искусство Роберта Фалька по-своему уникальный пример авангарда без манифестов и идеологии, интимного и интровертного.