Наркомфин с бабушкой
Наркомфин с бабушкой
Знаменитый дом-коммуна Наркомфина на Новинском бульваре напоминает севший на мель океанский лайнер.
Дом называется так потому, что предназначался для работников Народного комиссариата финансов. Архитекторы решили, что пришло время домов-коммун, и с секундомерами отмеряли, сколько времени хозяйка отдает борьбе с борщом, сколько общественно полезных минут будет сэкономлено за счет общепита, банно-прачечных комбинатов и яслей при доме.
Наркомфин, спроектированный в 1928-м, не был домом-коммуной в чистом виде. Его архитектор, теоретик и практик конструктивизма Моисей Гинзбург называл его домом "переходного типа". Была здесь и столовая, и детский сад, но, если в квартире поселялся неисправимый индивидуалист, он мог-таки приготовить себе еду в крошечной кухоньке.
На плоской крыше жильцы могли отдыхать и любоваться панорамой Москвы. А еще на крыше стоял дом наркома финансов Николая Милютина — маленькая изящная вилла с двухсветной гостиной. Товарищ Милютин, сам писавший работы по теории архитектуры и нового революционного быта, решил ввиду испортившего москвичей квартирного вопроса завести себе отдельный домик, прямо поверх ведомственного дома. Не редкий для министров случай нескромности в быту.
За 76 безремонтных лет разруха, господствовавшая и в домах, и в головах, довела Наркомфин до последней крайности. В нем осталось два десятка заселенных квартир с сочащимися гноем трубами, путаницей старых проводов и забитыми фанерой окнами. На крыше росли деревья. Милютинская вилла заросла чертополохом, и голуби гадили в роскошную наркомовскую ванну.
И вот на этой неделе в мэрии заговорили о том, что в доме Наркомфина скоро устроят гостиницу, нечто вроде таймшера. Распродадут пустующие квартиры и организуют. "Покупателями такой недвижимости могут стать российские и иностранные ценители конструктивизма. Подобных предложений на мировом рынке очень мало, и они пользуются большим спросом",— отметил заместитель мэра Москвы Иосиф Орджоникидзе.
Господин Орджоникидзе давно занимает важное положение в московской мэрии и знает, о чем говорит,— еще в 1990-е к городским властям обратился швейцарский архитектор Жан-Клод Люди. Большой ценитель русского конструктивизма, он вместе с Московским архитектурным институтом как раз и предложил проект реконструкции дома под "архитектурную" гостиницу с квартирами-резиденциями. Можно только радоваться, что всего лишь за десятилетие до мэрии дошел смысл его проекта.
Но главной особенностью предложений Жан-Клода Люди была попытка сохранения жильцов: "задача проекта в том, чтобы не ущемить их права и позволить им остаться пожизненно в занимаемых квартирах". Мне не раз приходилось посещать Наркомфин — каждого видного иностранца им угощают. Я бывал в этих квартирах и знакомился с их обитателями. Там были люди, люто ненавидевшие конструктивизм как класс и памятник его — Наркомфин в особенности. Но и они не спешили его покинуть, ценя расположение в тихом центре. А были люди, которые любили этот дом и изучали его историю, проклиная свое бессилие чем-нибудь ему помочь. Неужели теперь им придется уехать. Или превратиться во владельцев таймшера, почему-то задержавшихся с отъездом.
Один раз мне так продавали квартиру. В риэлтерской конторе, помявшись, сказали: "Квартира прекрасная, очень рекомендуем. Но там, понимаете, бабушка не хочет переезжать ни в какую. Так что вы покупайте с бабушкой, а потом уж как-нибудь сами..." Вероятно, этот способ получить квартиру и вправду был эффективным, но, помнится, я все-таки отказался.