Парижане легкомысленны. Однако они не легковерны: именно поэтому парижская публика, несмотря на ее некоторую снобистскую искушенность и избалованность, все же считается одной из лучших в мире. Сами по себе парижские жители вряд ли задумались бы о тайнах жизни и смерти, их больше волнует, что надеть, как утереть нос соседу, уклонится от налогов и, конечно, вкусно поесть всяческих лягушек и прочих недоступных простым смертным изысков. Однако в который раз Гамлет произносит со сцены "Быть или не быть...", и парижский зритель послушно воспаряет душой в заоблачные высоты, кажется ему, что всю жизнь его только это и волновало: в самом деле, быть или не быть? Справедливости ради надо сказать, что Гамлет давно не заглядывал к парижанам, так что на пятьдесят лет, с 1943 года, они могли спокойно углубиться в консоме и соусы не задумываться о загадках бытия. И вот сейчас со сцены Комеди-Франсез принц датский явился именно таким, каким должен быть столь долгожданный гость — герой, способный напомнить современному миру трусости, лжи, сытости и компромисса о том, что на свете существуют еще и правда, красота и справедливость. Гамлет Реджепа Мировитца (Redjep Mirovits) поэтичен и романтичен, классичен и строг, решителен и рефлективен; этот молодой актер, являющейся замечательной находкой руководителя студии в Шайо Антуана Витеза (Antoine Vitez), сумел воспринять все многочисленные размышления своего учителя по поводу этой "роли-реки", как ее назвал сам Витез, видящий генезиз шекспировской пьесы из пьес Эсхила с их бесконечными семейными отношениями — отец--сын, брат--сестра, сын--мать. Гамлет, предстающий со сцены Комеди-Франсез — родной брат Ореста и Электры, он имеет четкую установку на убийство во имя справедливости и каждый его жест подчинен этой установке — и в то же время он медлит, его монологи — это своего рода средство оттянуть возмездие. Он находится на возрастном перепутье: в каждом его жесте и движении, нарочито угловатом и юношеском, еще играет детство, но взгляд и голос свидетельствуют о зрелости. Сам Мировиц определяет свое поведение на сцене так: "Я одновременно заключен в ореховой скорлупе и чувствую себя королем бескрайних просторов Вселенной". Режиссер-постановщик Жорж Лаводан подчеркивает это ощущение, избрав для спектакля закрытые декорации (в высоких стенах ни одного отверстия или выхода). Художник-декоратор Жан-Пьер Вержье обошелся минимумом изобразительных средств, сумев придать им максимальную выразительность: несколько книг, цветок, оружие — лаконичный символизм подлинного мастерства. В постановке обыгрываются сочетание черного и белого, строгой одежды и обнаженного тела: черная рубашка Гамлета распахивается на белой груди. Клавдий в блестящем исполнении знаменитого актера Анджея Северина появляется в одной из лучших сцен спектакля почти обнаженным: его нагота лишь слегка прикрыта мантией из алого бархата, богато отороченной мехом. Режиссер играет на контрасте — строгое и аскетическое оформление сцены и костюма, сопровождающее Гамлета, сменяется почти мюзик-холльной, яркой и помпезной сценой бала. В постановке удачно задействованы средства пантомимы и других пограничных с театральным искусств: Офелия в исполнении Изабель Гардьен (Isabelle Gardien) тонко балансирует на грани оперы и балета, Кристина Ферсен (Cristine Fersen) (королева-мать) настолько изыскана и субтильна, что ее походка напоминает танец. Вообще весь спектакль характерен удивительно высоким уровнем игры как главных героев, так и второстепенных персонажей и даже статистов, безукоризненно послушных воле режиссера.
"Гамлет" потряс парижан, проложив в их заскорузлых сердцах дорогу к свету, однако выйдя из зрительного зала, они уже были готовы решать вопросы жизни и смерти другим, более привычным для них способом. На сцене театра Рон-Пуан (Rond-Point) три комика братья Маклома — Николо, Филиппо и Пеппино — в спектакле "Мы никогда не умрем" по пьесе Матеи Висниека на фоне ужасающих по своему уродству декораций и представляющей собой сплошной нонсенс постановки Александра Тосилеску (Alexandre Tocilescu), с помощью грубого и вульгарного хохота расправились с основными вопросами бытия. Однако парижская публика — непостижимая девица, она ходит и на прекрасного Гамлета, и на наглых паяцев.