премия литература
Ъ заканчивает обзор произведений номинантов на премию "Русский Букер" (см. номера от 22, 28, 30 ноября и 2 декабря), которую вручают завтра. В числе главных фаворитов — роман "2017" Ольги Славниковой. Читатель должен быть благодарен ей уже за то, что, пригрозив в названии книги выступить в роли сивиллы, она выполняет это обещание в смягченном варианте, считает АННА Ъ-НАРИНСКАЯ.
Госпожа Славникова никого не запутывает технологическими подробностями жизни будущего десятилетия и никого не запугивает мрачными деталями заявленного в заголовке очередного конца российской империи. Даже наоборот, вместо судьбоносной революционной смуты читатель получает смуту шутовскую. Выросшую из костюмированного представления по случаю столетия октябрьских событий. Так писательница иллюстрирует, видимо, важный для нее тезис о мельчании всего сущего.
Своему отказу играть в фантастику и притворяться, что роман ее о будущем, хоть и ближайшем, Ольга Славникова предлагает в романе идеологическое оправдание. "Тебе никогда не казалось странным, что за последние десять лет мир очень мало изменился? — говорит та из двух героинь, которая умная.— Вспомни две тысячи шестой, две тысячи седьмой. Сколько тогда всего появилось: сотовая видеосвязь, голографическое видео, первые чипы в медицине. А потом как отрезало. Оказалось, что страшнее атомной бомбы — бомба экономическая". Так что мир будущего у Ольги Славниковой — это мир, который специально тормозит и буксует, потому что развитие неотменимо ведет к "изысканной и анонимной войне, которая сможет абсорбировать и изрыгнуть сверхвысокие технологии, чтобы выжившие уроды надрывались на пашне, как нам всем по Библии и полагается".
Мысль о том, что прогресс человеку вреден, считается верной еще со времен Руссо. Но госпожа Славникова подает ее не как незакавыченную цитату, не как уплощенный пересказ того, что уже многажды было сказано в самых разнообразных формах, а как нечто ценное, до чего автор романа "2017" додумался здесь и сейчас. Такая практически детская наивность писательницы объясняется, возможно, не ее необразованностью, а ее практичностью. Идея "застывшего времени" освобождает госпожу Славникову от заведомо провальных в ее случае попыток футурологии. Так она, наоборот, может позволить себе описать в "2017" даже не наши дни, а эдакий фактурный разгул девяностых. А вынесенный на обложку книги и тем самым за скобки повествования знак того, что действие происходит вон аж когда, добавляет роману любимый модниками флер "фэнтезийности", умников отсылает к Оруэллу, а главное, проделывает вот какой фокус — от произведения госпожи Славниковой становится как-то неудобно требовать достоверности. Ведь все-таки фантастика.
И вот на фоне этой как бы фантастики Ольга Славникова разворачивает главную сюжетную линию романа: историю любви уральского резчика по камню Ивана Крылова и таинственной Татьяны "с холодноватой кожей", к которой "словно примагничиваются" сделанные Крыловым драгоценные украшения (тут читателю полагается вспомнить произведение уральского самородка Павла Бажова "Медной горы хозяйка"). Чтобы их страсть не превратилась в рутину, герои госпожи Славниковой поддерживают ощущение новизны довольно избыточным образом: отмечают на карте города наугад точку и, встретившись там в назначенное время, принимаются искать подходящий чердак или кусты, чтобы упасть друг другу в объятия. Личная жизнь каждого принципиально остается для другого тайной. Крылову чудится за Татьяной муж, богатый муж, а потом и конкретный муж. Читатель тоже все понимает, и даже раньше Крылова — не только про мужа, но и про подлинную Татьянину сущность. Но до того момента, когда она наконец-то эту сущность проявляет, приходится преодолеть целую череду любовных сцен.
Эти описания любви представляют собой микс дамского романа и того раздела любой популярной книжки про секс и отношения, где говорится, "чего хочет женщина". Причем женщина, достигшая уже того возраста, когда она понимает, чего хочет. Крылов — он такой брутальный и неожиданный. И так умеет любить. Он гладит ее "костлявые и нежные ступни, которые натирались ремешками сандалий до мокрых мозолей, а потом покрывались словно известью и грубыми ракушками", и удивляется "скрипичным формам этого совершенного творения природы". Татьяна — она такая загадочная. Как бы некрасивая, но при этом отменяющая всех красавиц просто фактом своего существования и холодноватым высокомерным взглядом сквозь стекла очков. Вроде бы такая слабая — Крылов "утомляет ее настойчивой любовью, едва не вывернув из суставов хлипкие бедра". И такая сильная — вертит этим настойчивым Крыловым как хочет.
"2017" — фаворит не только нынешнего Букера, но и нынешнего литературного года. Это произведение принято хвалить за шестисотстраничный размер, крепкий и заковыристый сюжет, оригинальный язык, уральский колорит и игру в жанр. Действительно, в каком-то смысле "2017" — триллер. Но даже наличие какого-никакого интереса, "чем все дело кончится", не всякого заставит продираться через дебри претенциозного синтаксиса и женского бессознательного.