фестиваль театр
Французский спектакль "Кода" сыграли в центре современного искусства "Винзавод" — фестиваль NET, проходящий в Москве при поддержке социально-культурного фонда Hennessy и торговой марки Nescafe Gold, продолжает осваивать самые необычные сценические площадки. АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА сочла, что в ангаре "Винзавода" актеры театра Du Radeau должны чувствовать себя как дома.
У себя на родине Du Radeau тоже помещается в ангаре — в заброшенных гаражах городка Ле-Ман на западе Франции. В гаражах театр обосновался еще в 1977-м, а в 1982-м его возглавил режиссер и сценограф Франсуа Танги. С тех пор "Театр плота" (так переводится Du Radeau) не только проплыл по всему миру и превратил родные гаражи в творческие мастерские с несколькими залами, столовой, гостиницей и огромным шатром для репетиций, раскинутым посреди улицы, как старинный комедиантский символ. Любую пьесу (в разное время среди постановок господина Танги был и "Дон Жуан", и "Сон в летнюю ночь", и "Войцек", то есть классика) режиссер ставит так, как ставил бы свой сон: сюжет почти не прочитывается, а текст звучит далеким эхом, то и дело перекрываемым наплывами музыки.
С музыкой у господина Танги отношения особые: для каждого спектакля он тщательно подбирает фрагменты из классических шедевров, иногда заимствуя у них названия для своих спектаклей. Среди его постановок были "Хорал", "Кантаты", "Орфеон". Теперь вот "Кода". Как говорит сам режиссер, "у музыкантов этот термин означает заключительный раздел сочинения. Здесь применительно к театральному движению он приобретает значение соединения, возобновления и развязки". Первая же мысль, которая приходит в голову, когда смотришь "Коду",— это спектакль-прощание, "развязка" с великой европейской культурой прошлого. Тексты Данте, Кафки, Арто, Гельдерлина и Лукреция актеры в "Коде" выкрикивают на каком-то вселенском сквозняке, который колышет полиэтиленовые занавеси, двигает алюминиевые щиты и фанерные перегородки, меняя пространство и извергая из его глубин все новых героев.
"Грознее океана, неукротимые людские волны / Мне бились в грудь, и слух мой оглашался / Безумным гласом горького народа..." Спектакль играется без перевода (все звучащие тексты напечатаны в программке), поэтому публике предстоит догадаться, в какой момент произносятся эти строчки немецкого поэта Фридриха Гельдерлина. Но их смело можно счесть эпиграфом ко всему спектаклю, в котором один монолог захлестывает другой, как набегающие волны. Три господина, тонкими голосами выпевающие текст Франца Кафки, уносят, сбив с ног, немолодую хриплоголосую приму, экспрессивно выкрикивающую строчки из "Театра" Карло Эмилио Гадды.
Оформление и освещение, мгновенно меняющееся от слепящей "лампы дневного света" до куртуазного будуарного мрака, сделал сам господин Танги. Он же, вероятно, придумал одеть женщин в вечерние платья, легко превращающиеся в короткие сорочки, а мужчин — в пиджаки, цилиндры и пышные бальные юбки. С культурой прошлого режиссер поступает так же, как с одеждой, запросто и на удивление органично соединяя музыку Верди и Генделя с текстами Франца Кафки и Антонена Арто.
Среди дальних "родственников" Theatre du Radeau в программке значится театр Тадеуша Кантора, Роберта Уилсона и кинематограф Андрея Тарковского. Если же подыскивать ему аналог в современном русском театре, на память приходят спектакли Анатолия Васильева с их нарочитой интеллектуальностью и манерой читать стихи, то цедя слова, как бусины четок, то экстатически сплетая в цепь. Звучащие в "Коде" хоры из вердиевских опер заставляют вспомнить "И корабль плывет" Федерико Феллини. Там груженный культурой прошлого лайнер тонет под величественную музыку Джузеппе Верди, тут арии Верди оживают в полутемном цеху, прорываясь сквозь производственный гул и постепенно доходя до форте.
Есть в "Коде" и любовная линия, превращенная в великолепный трюк: пожилой господин танцует, обняв манекен, наряженный в бальное платье. То и дело сбиваясь с такта, господин хлещет куклу по лицу. Когда он в очередной раз замахивается, кукла останавливает его руку, оказываясь живой актрисой. К финалу на смену господам в бальных юбках появляются двое: он — в рабочей спецовке, она — клоунесса в короткой сорочке и взбитом парике. Диалог Антонена Арто "История Арто-Момо с глазу на глаз" актер и актриса ведут действительно с глазу на глаз, сидя за огромным столом-верстаком под отдаленный шум — то ли производство в цеху, то ли грозящая накатить музыка. Оставшись одна, та же актриса читает из "Божественной комедии" Данте. Взлохмаченная клоунесса, заставляющая русский зал напряженно вслушиваться в звучащие по-французски строчки, она вдруг кажется олицетворением театра вообще — нелепого и возвышенного, отчаянно хватающегося за ускользающие великие образы прошлого.