выставка артефакты
В ГМИИ имени Пушкина открылась выставка, посвященная началу фестиваля "Декабрьские вечера". В этом году музей пошел проверенным культурологическим путем — выставка посвящена маске в самых разных контекстах, от ритуалов племен Меланезии до искусства Серебряного века. Карнавальная пестрота получившейся экспозиции удивила СЕРГЕЯ Ъ-ХОДНЕВА.
Жанр "такой-то предмет в культуре и искусстве народов мира" всегда грешит известной прямолинейностью, но, с другой стороны, если вспомнить выставки "декабрьских вечеров" последних лет четырех, то прямолинейность и очевидность замыслов начинают восприниматься как нечто очень даже желанное. По крайней мере, посетитель нынешней выставки всегда поймет, по какой причине в витрину попал тот или иной экспонат. Можно праздно интересоваться, почему, допустим, в экспозицию попали именно такие работы Константина Сомова, а не другие и почему не попал, скажем, Лев Бакст — но при всемирно-историческом масштабе выставки такие вопросы, согласитесь, выглядят как придирки.
Другое дело, что в данном случае основной предмет (то есть маска) просто-таки избыточно многозначен, а кураторы отважно попробовали хотя бы пунктиром наметить все способы использования маски, которые изобрело человечество. "Всего-всего" не получилось: даже если брать только Европу нового времени, то из неохваченного можно навскидку назвать маску как предмет повседневного женского туалета, маску как часть "спецодежды" палача, маскарон как декоративный мотив. Но и то, что в экспозицию попало, однообразием не грешит.
Собственно, у выставки две части. В колоннаде и в лоджии — раздел, если угодно, археологически-этнографический. В Белом зале дали слово изящным искусствам более просвещенных времен, демонстрируя маску в живописи и графике XVI-XX столетий. Тут все приятно предсказуемо. Бытование маски обобщенно делится на две сферы — маскарад (маска просто скрывает лицо) и карнавал (маска преображает лицо). Дальше членение продолжается. Например, комедия дель арте, которой, разумеется, особенно повезло с материалом: здесь и гравюрки Жака Калло, и мейсенские статуэтки, и "Арлекин и Пьеро" Сезанна, и все те же вечные персонажи у Сергея Судейкина, Александра Бенуа, Александра Головина. Или — как же без него обойтись — венецианский карнавал XVIII века с его обеспечивавшей всеобщую анонимность "униформой" (белая маска-баута, черная треуголка, черное домино); тут материал самый почтенный — две жанровые сценки Пьетро Лонги, привезенные из венецианского музея Кверини-Стампалья, плюс практически аналогичная по стилю "Встреча прокуратора с женой" из собрания ГМИИ. Или столь же многократно воспетый разгульно-демократичный римский карнавал XIX столетия, запечатленный на картинах Ипполито Каффи и Александра Мясоедова. Не забыты и придворные маскарады осьмнадцатого столетия, да и тему "маска как символ театра" не обошли (представив ее аллегорическими полотнами и знаменитым портретом Федора Волкова с маской в руках).
Ограничьтесь посещением Белого зала — и выставка останется у вас в памяти как милое рассуждение о балах, увеселениях и пикантной таинственности в духе популярных клише поэтики Серебряного века. Но в колоннаде и в лоджии вам с ученой многоречивостью расскажут про совсем, совсем другие материи. Самый ранний экспонат — недурно сохранившийся череп бронзового века с глазницами, залепленными глиной. Кураторы объясняют, что это тоже маска, точнее, протомаска: лицо мертвеца или его части (глаза, рот) закрывали в видах защиты от злых духов. В общем, остальные витрины в этой части выставки посвящены ритуалам или мертвецам — маски египетских мумий от Древнего царства до антониновских времен, неприятно реалистичные погребальные маски загадочной таштыкской археологической культуры из Хакасии, обрядовые маски народов Африки и Океании, устрашающие маски традиционной ламаистской мистерии "цам".
В таком контексте и в невинных изображениях античных театральных масок или удивительных по изяществу масках японского театра но начинаешь подозревать что-нибудь зловеще-первобытное. И даже поздние европейские маскарады кажутся не таким безоблачным с философско-психологической точки зрения мероприятием — получается, что восприятие маски как увеселительного атрибута тоже своего рода маска на многотысячелетней культуре страха и ритуала. Особенной новизны в этом открытии нет, но элегантная обстоятельность в его подаче определенно есть, что, впрочем, не мешает заметить самое основное — из сферы изящных искусств эта этнографически-культурологическая выставка ушла весьма далеко.