Прошедшее в среду вручение первой премии "Большая книга" (о нем Ъ писал вчера) вполне могло закончиться скандалом или, по крайней мере, сюрпризом. На экстренном собрании, которое организаторы премии провели с членами жюри за два часа до начала церемонии, всерьез обсуждался разочаровывающий вариант — главный приз в три миллиона рублей не присуждать никому.
По нашим сведениям, такие настроения появились среди организаторов, так как в результате подсчета баллов в наконец-то сданных бюллетенях проявился некоторый не то чтобы скользкий, но не радующий момент. Стало очевидно: лидирующие литераторы идут голова в голову и ничей перевес нельзя назвать триумфальным, то есть реально стоящим сто тысяч долларов. Кто-то из жюри даже предложил в следующий раз ввести для призовых мест минимальный проходной балл, но у большинства присутствующих эта "вешняковская" инициатива энтузиазма не вызвала.
Одним из главных противников варианта "не доставайся же ты никому" оказался сопредседатель литературной академии "Большой книги" Эдвард Радзинский. По рассказам очевидцев, страстные речи этого писателя и телеведущего окончательно убедили сомневающихся не разочаровывать публику и раздать ровно столько денег, сколько было обещано. В итоге премиальная тройка сложилась самым ожидаемым образом: Дмитрий Быков (главная премия), Александр Кабаков (вторая), Михаил Шишкин (третья). Именно эти фамилии и даже часто именно в этом порядке неизменно всплывали во всяком разговоре об этой беспрецедентно щедрой для нашей страны литературной награде. Разве что иногда вместо Михаила Шишкина называли Людмилу Улицкую, которая хоть и вошла в шорт-лист "Большой книги" с вполне проходным сборником рассказов "Люди нашего царя", но зато — дама и вообще имеет множество заслуг.
Из всех членов оказавшегося в итоге чисто мужским премиального триумвирата Александр Кабаков с романом "Все поправимо" — кандидат, можно сказать, самый традиционный для отечественных премий. Этот автор написал несколько любимых очень многими романов — настоящих, с захватывающим сюжетом, вдохновляющими героями, с приключениями и страстной любовью. А "Все поправимо" — роман почти такой же, как предыдущие, только более зрелый, более умный и поэтому более скучный. И герой тут на этот раз не супермен, с успехом отстреливающийся от врагов из автоматического оружия, а вполне трусоватый и даже к концу повествования потрепанный тип. При этом очевидно родственный и автору, и героям, которых он некогда воспел. Как за такое не дать премию?
Книга Михаила Шишкина "Венерин волос" не про какие-то там человеческие судьбы, а бери выше — про речь, про язык, который, по мнению поклонников этого автора, оказывается в его руках материалом для сотворения реальности более существенной, чем то, что происходит на самом деле. Как раз таки в связи с использованием Михаилом Шишкиным в "Венерином волосе" речи — чужой речи — несколько месяцев назад произошел скандал. Ну не скандал, скандальчик. Поэт Александр Танков обнаружил в "Венерином волосе" (часть которого представляют собой изобретенные самим Шишкиным воспоминания вполне реальной певицы Изабеллы Юрьевой) обширную, практически дословную и не снабженную никакими опознавательными знаками цитату из воспоминаний писательницы Веры Пановой. По иронии судьбы ее мемуары озаглавлены "Мое и только мое". Узнав об этом, некоторые горячие головы обвинили господина Шишкина в плагиате. В ответ на такие обвинения писатель распространил в интернете открытое письмо. Он не только не отрицал того, что воспользовался не принадлежащими ему словами, но упрекал своих оппонентов в том, что они не сумели разглядеть в его произведениях еще множество скрытых цитат. Но метод Михаила Шишкина не сводится к уже приевшемуся постмодернистскому отношению ко всем написанным на свете словам как к сырью для вторичной переработки. Нет, таким образом господин Шишкин, как он утверждает в открытом письме, "делает литературу следующего измерения". А для этого ему необходимо нащупать реальность "в залежах слов — в дневниках, воспоминаниях, письмах... в бескрайних залежах мемуарного мусора". То есть в словах, написанных людьми, которые умерли.
Мертвые вообще сыграли в нынешнем раскладе с призами "Большой книги" не последнюю роль. Потому что, конечно, первый приз, полученный Дмитрием Быковым за биографию Пастернака,— это еще и приз Борису Леонидовичу лично. Тому Борису Леонидовичу, каким описал его для нас Дмитрий Львович.
Смысл гения Бориса Пастернака в прочтении Дмитрия Быкова в том, что великий поэт принимал сестру свою жизнь всю, без изъятий. "С военным коммунизмом, зверской коллективизацией и сталинской реставраций", ну и с дачей в Переделкине и прочими удобствами, полученными из тех рук, которые убили Мандельштама, довели до самоубийства Цветаеву и от которых, впрочем, крепко досталось и самому Пастернаку. Этот Пастернак — истинный "совопросник века сего", чье практически религиозное предназначение в том, чтобы "жить как все". Чтобы слиться со временем, каким бы оно ни было. И тогда поэт и время сольются воедино, и окажется, что "годы плыли тем же галсом", что и поэт. Говорить, каков был галс у века, в котором жил Пастернак, ни к чему. Задаться вопросом, в чем особая доблесть того, кто плывет этим галсом, господин Быков не позволяет — за каждым предложением его книги слышится интонация, не допускающая возражений.
В этом раже чувствуется нечто глубоко личное. В короткой премиальной речи господин Быков поблагодарил Бориса Леонидовича и заверил присутствующих, что "усвоил уроки Пастернака". Это означает, что господин Быков равняется на именно того Пастернака, которого сам изобразил и во многом изобрел. Господин Быков представляет собой пример личности, принимающей жизнь во всем ее разнообразии — именно в таком разнообразии, какое нам предлагается сегодня. Похоже, именно поэтому господин Быков так всем подходит.
И возможно, поэтому господин Быков всегда выглядит необычайно органично — независимо от уровня неловкости обстановки, в которой ему приходится находиться. Например, во время церемонии вручения премии "Большая книга" господин Быков был единственным из писателей-номинантов, который выглядел естественно. Несмотря на то что ситуация была странноватой — 12 взрослых людей заставили выйти на сцену, усесться на какие-то подобия тронов и, глядя многочисленной публике в лицо, ждать, наградят их или нет. Все очевиднейшим образом сидели как на иголках. И только господин Быков спокойно играл в мобильный телефон и тихонечко чему-то своему улыбался. Так и хотелось ему чего-нибудь дать. Например — три миллиона рублей.