гастроли танец
В московском Театре оперетты прошли трехдневные гастроли аргентинской компании Tango Seduccion, показавшей одноименную программу "Искушение танго". ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА искушению не поддалась.
Густаво Руссо, глава и руководитель компании, не просто разделяет общеизвестный тезис Хорхе Борхеса: "Корни танго в борделе". Он, похоже, уверен, что и крона его там же. Свое историческое исследование автор облекает в занимательную форму сюжетного спектакля. Во времена, не испорченные MTV, считалось, что танго отличается повышенной сексуальностью. Поэтому действие господин Руссо помещает в соответствующие места. Злачные. В первом акте это портовый кабак, нарисованный на заднике и обставленный настоящей мебелью с театральной наивностью позапрошлого века. Во втором отделении хореограф прибегает к условностям современного театра: комнату проститутки в секс-квартале изображает одинокий стул, а опасную улочку — инфернальное освещение.
Истоки танго господин Руссо исследует с ностальгическим юмором — сродни пристрастию к порнографическим открыткам столетней давности. В скудости фантазии хореографа обвинить трудно: серией комических сценок он остроумно объясняет появление самых эмблематичных танговых движений и технических приемов. Скажем, танец вдрызг пьяного кавалера, то и дело падающего и роняющего свою даму, рассказывает, как пары научились сохранять равновесие в самых рискованных положениях и комбинациях. Танец шутника, проявляющего редкую изобретательность в желании отдавить ногу своей партнерше, наглядно объясняет, откуда взялись эти внезапные смены направлений, молниеносные атаки стоп. Мужчина с протезом вынужден пробавляться обводками — девица, мелко перебирая ножками, мельтешит вокруг оси его несгибающейся ноги. И все эти скрещенные голени, резкие выпады, вкрадчивые восьмерки-"очо", поглаживание икрами ляжек, забрасывание партнерши на чресла — не что иное, как эротическая предыгра клиентов со шлюхами, ограниченная нижней половиной тела только из-за того, что руки заняты. Словом, придуманный господином Руссо бордель XIX века оказался сущей школой жизни как в познавательном, так и в хореографическом смысле.
А вот к современности хореограф отнесся с излишней прямолинейностью. Эротические игры наших дней у него лишены всякой виртуозности: изысканные ножные ласки прошлого сменились шпагатами, большими батманами, какими-то сальто на плечо, "рыбками", перебросками — словом тем, чем может похвастаться и наш балет. Бедные аргентинские тангерас, не натасканные на акробатические выкрутасы, в модернизированном танго чувствовали себя неуютно: спины не гнулись, ноги не бросались, аттитюды не поднимались. Неудивительно, что современная история оказалась немноголюдной — за всех дам пришлось отдуваться широкоплечей блондинке с роскошной натуральной грудью и искусственным шиньоном.
В черном белье из секс-шопа она изображала шлюху, искренне влюбленную в клиента,— их дуэт на стуле отличался от простой имитации полового акта лишь наличием поз, при которых трудно получить удовольствие. Возможно, поэтому клиент, едва покинув испытательный стул, переключился на первую встречную — чистую наивную девушку (о чем свидетельствовал белый брючный костюм немолодой солистки), идиллически танцевавшую со своим парнем. Господин Руссо (роль разлучника исполнял сам хореограф, наделенный грацией и несомненным "отрицательным" обаянием) одним взглядом влюбляет в себя героиню, но во время целомудренного поцелуя их застигает порочная стерва. После пары убийств начинается то самое "Танго соблазна", которое и дало название всему представлению.
Роковая блондинка в мужском пиджаке, стрингах и прозрачной набедренной повязке долго по-всякому обхватывает любимого ногами, но добивается ответной реакции, лишь сняв лифчик. Это важный момент представления. Женщины топлесс и даже вовсе голые не новость в современном театре, но раздеваются они обычно по идейным соображениям. От этого их нагота приобретает какой-то воинствующий характер, да и фигуры, истерзанные тренингом, не вызывают особого интереса. Тут же принципиально иное: свою убедительную грудь актриса открывает поначалу своему партнеру и лишь потом, якобы случайно,— зрителям. Точный расчет в том, что, когда соблазненный герой приступает к действиям — поддержкам, на его месте жаждет оказаться едва не половина зрительного зала.
Как всякий художник, господин Руссо не удержался от обобщений — к конкретному соблазну он привесил, так сказать, метафизический: выпустил на сцену трех женщин в прозрачных черных комбинезонах и на музыку кантаты "Кармина бурана" заставил их делать некие магические пассы, отчего мужчины то забирались к ним на стулья, то скатывались от соблазнительниц куда подальше. Умозрительность этого пассажа так расхолодила публику, что поправила дело лишь "бисовка", составленная из фрагментов танцев старинного борделя, где и со шлюхами и с танго дело обстояло значительно лучше.
Густаво Руссо, хороший танцовщик и настоящий знаток своего дела, навертел все это не просто из-за отсутствия вкуса и чувства меры. Похоже, выживание и дальнейшее сценическое развитие главного национального танца — проблема номер один у современных аргентинских тангерос. Многочисленные труппы и их руководители, поставляющие свой продукт на мировой рынок, явно опасаются пресыщения публики традиционным танго, а потому скрещивают его с другими популярными видами танца (в Лионе обозреватель Ъ обнаружила даже гибрид танго с хип-хопом). В аннотации к московскому представлению господин Руссо уверял, что развивает танго с помощью классического и современного танца. Возможно, потому, что честно назвать источником вдохновения бордель осмелился только Борхес.