"Живой" (2006, *****) Александра Велединского — лучший российский фильм года. По жанру, наверное, трагикомедия, но с национальной спецификой. Это когда и трагедия, и комедия — не частного, а державного масштаба. Судьба — не божество, жеребьевкой определяющее, кому жить, а кому умирать, а некто земной, давным-давно затеявший войну, да и позабывший и о войне, и о тех, кто продолжает уходить на нее. Формула такой судьбы — песенка, который развлекают себя раненные в Чечне солдаты в госпитале: "За государства целостность и нефтяной запас спит, с горлом перерезанным, несчастный Контрабас". Контрабас, то есть контрактник, Кир возвращается с фронта без ноги: заработал денежек на свадьбу. До поры до времени все, происходящее на экране, совершенно правдоподобно: Александр Велединский, вообще, после того как переделал в "Русское" (2004) харьковскую прозу Эдуарда Лимонова, считался сугубым натуралистом. Сальная тоска покалеченных молодых мужиков в госпитале; военкоматская крыса, которую за вымогательство Кир казнит; ночной ларек, где работает невеста Кира, опасающаяся, что вместе с ногой ему отрезали кое-что посущественнее; застолье в честь возвращения домой, на котором какой-то родственник, приобщаясь к "воинской славе", хвастается, что служил вертухаем и завалил зэка. Плотный, обжитой, безнадежный, но не гротескный, не испачканный чернухой, нормальный такой мир. И в эту-то густую реальность совершенно органично входят двое однополчан Кира, вытащившие его с какой-то проклятой высоты, да так и не сменившие зимний камуфляж на цивильное, позабывшие сдать оружие на склад. Здоровые мужики, верные друзья, веселые жеребцы. Юморные: что ни скажут, ржать хочется, как на Тарантино. Правда, водку не пьют, сигарет не курят, а только нюхают. И никто, кроме Кира, их не видит. Разве что пьяный на улице, но чего только с пьяных глаз не померещится. Разве что невеста Кира бросит им в спину "до свидания, мальчики", но и тут непонятно: видит ли она их, или расхожей цитатой, чуть презрительно прощается с несостоявшимся мужем. Разве что музыкант "Сплина" в ночном клубе, когда троица выберется в Москву, кивнет им на прощание головой. Впрочем, если присмотреться, он все время так кивает. Дело в том, что друзья спасли Кира ценой своей жизни, а теперь находятся как бы в увольнительной, смысл которой прояснится лишь в финале. Иногда кажется, что режиссер не выдержит до конца заданную интонацию, сорвется на какую-нибудь пошлость типа: "Пока вы тут по клубам шлялись, мы в Чечне умирали". Или извлечет из кустов рояль вроде удачно подвернувшегося Киру ровесника-священника, чтобы елейно примирить его с тем, с чем примириться нельзя. А еще может показаться, что в фильме несколько финалов: это частый грех недавних дебютантов. Но в "Живом" есть то, что редко встретишь даже у зубров режиссуры: не финал, а катарсис. После оглушительного молчания Бога, до которого не достучаться ни Киру, ни священнику, на экране возникнет очень простой, опять очень реалистический кадр с девушкой. И, пожалуй, по своей эмоциональной силе он не уступает знаменитому финалу "Андрея Рублева" Андрея Тарковского, где столь же простой кадр с жеребенком снимает весь накопившийся за фильм средневековый ужас. "Переступить черту" (Walk the Line, 2005, ***) Джеймса Мэнголда — биография идола рок-н-ролла и кантри Джонни Кэша, автора гениальной строки: "Я застрелил человека в Рино просто, чтобы посмотреть, как он умрет". Впрочем, байопик постоянно срывается в мюзикл: 26 песен на фильм — явный перебор. Хуже то, что портрет Кэша, хотя он и был не самым диким зверем в рок-зоопарке 1960-х, вышла пресной, аккуратной, хоть в хрестоматии для воскресных школ печатай. Она словно собрана из конструктора. Детство на хлопковой ферме, несмотря на уверения режиссера, вовсе не кажущееся каторжным. Восторг от того, что он стоит на одной сцене с рок-кумирами, увидеть краешком глаза которых еще недавно казалось высшим счастьем. Увлечение вредными веществами, которое Кэш быстро преодолевает силой воли. Великая светлая любовь. С любовью, впрочем, забавно получилось. Музыкант лет десять добивался руки и сердца кантри-певицы Джун Картер и, судя по всему, так ее достал, что она наконец согласилась связать с ним свою жизнь. Хоакин Феникс совершенно неубедительно изображает приступ амфетаминовой комы, когда Кэш падает прямо на сцене, калеча софиты. А глубины алкогольно-наркотической бездны достигает, когда вынужден продать автомобиль и отправиться к Джун пешком. Вот ужас-то какой, до чего виски людей доводит. Одним словом, главный недостаток фильма — его название. Никакой роковой черты, которую герой якобы переступил, на экране нет и в помине.
ВИДЕО С МИХАИЛОМ ТРОФИМЕНКОВЫМ
"Живой" (2006, *****) Александра Велединского — лучший российский фильм года. По жанру, наверное, трагикомедия, но с национальной спецификой. Это когда и трагедия, и комедия — не частного, а державного масштаба. Судьба — не божество, жеребьевкой определяющее, кому жить, а кому умирать, а некто земной, давным-давно затеявший войну, да и позабывший и о войне, и о тех, кто продолжает уходить на нее. Формула такой судьбы — песенка, который развлекают себя раненные в Чечне солдаты в госпитале: "За государства целостность и нефтяной запас спит, с горлом перерезанным, несчастный Контрабас". Контрабас, то есть контрактник, Кир возвращается с фронта без ноги: заработал денежек на свадьбу. До поры до времени все, происходящее на экране, совершенно правдоподобно: Александр Велединский, вообще, после того как переделал в "Русское" (2004) харьковскую прозу Эдуарда Лимонова, считался сугубым натуралистом. Сальная тоска покалеченных молодых мужиков в госпитале; военкоматская крыса, которую за вымогательство Кир казнит; ночной ларек, где работает невеста Кира, опасающаяся, что вместе с ногой ему отрезали кое-что посущественнее; застолье в честь возвращения домой, на котором какой-то родственник, приобщаясь к "воинской славе", хвастается, что служил вертухаем и завалил зэка. Плотный, обжитой, безнадежный, но не гротескный, не испачканный чернухой, нормальный такой мир. И в эту-то густую реальность совершенно органично входят двое однополчан Кира, вытащившие его с какой-то проклятой высоты, да так и не сменившие зимний камуфляж на цивильное, позабывшие сдать оружие на склад. Здоровые мужики, верные друзья, веселые жеребцы. Юморные: что ни скажут, ржать хочется, как на Тарантино. Правда, водку не пьют, сигарет не курят, а только нюхают. И никто, кроме Кира, их не видит. Разве что пьяный на улице, но чего только с пьяных глаз не померещится. Разве что невеста Кира бросит им в спину "до свидания, мальчики", но и тут непонятно: видит ли она их, или расхожей цитатой, чуть презрительно прощается с несостоявшимся мужем. Разве что музыкант "Сплина" в ночном клубе, когда троица выберется в Москву, кивнет им на прощание головой. Впрочем, если присмотреться, он все время так кивает. Дело в том, что друзья спасли Кира ценой своей жизни, а теперь находятся как бы в увольнительной, смысл которой прояснится лишь в финале. Иногда кажется, что режиссер не выдержит до конца заданную интонацию, сорвется на какую-нибудь пошлость типа: "Пока вы тут по клубам шлялись, мы в Чечне умирали". Или извлечет из кустов рояль вроде удачно подвернувшегося Киру ровесника-священника, чтобы елейно примирить его с тем, с чем примириться нельзя. А еще может показаться, что в фильме несколько финалов: это частый грех недавних дебютантов. Но в "Живом" есть то, что редко встретишь даже у зубров режиссуры: не финал, а катарсис. После оглушительного молчания Бога, до которого не достучаться ни Киру, ни священнику, на экране возникнет очень простой, опять очень реалистический кадр с девушкой. И, пожалуй, по своей эмоциональной силе он не уступает знаменитому финалу "Андрея Рублева" Андрея Тарковского, где столь же простой кадр с жеребенком снимает весь накопившийся за фильм средневековый ужас. "Переступить черту" (Walk the Line, 2005, ***) Джеймса Мэнголда — биография идола рок-н-ролла и кантри Джонни Кэша, автора гениальной строки: "Я застрелил человека в Рино просто, чтобы посмотреть, как он умрет". Впрочем, байопик постоянно срывается в мюзикл: 26 песен на фильм — явный перебор. Хуже то, что портрет Кэша, хотя он и был не самым диким зверем в рок-зоопарке 1960-х, вышла пресной, аккуратной, хоть в хрестоматии для воскресных школ печатай. Она словно собрана из конструктора. Детство на хлопковой ферме, несмотря на уверения режиссера, вовсе не кажущееся каторжным. Восторг от того, что он стоит на одной сцене с рок-кумирами, увидеть краешком глаза которых еще недавно казалось высшим счастьем. Увлечение вредными веществами, которое Кэш быстро преодолевает силой воли. Великая светлая любовь. С любовью, впрочем, забавно получилось. Музыкант лет десять добивался руки и сердца кантри-певицы Джун Картер и, судя по всему, так ее достал, что она наконец согласилась связать с ним свою жизнь. Хоакин Феникс совершенно неубедительно изображает приступ амфетаминовой комы, когда Кэш падает прямо на сцене, калеча софиты. А глубины алкогольно-наркотической бездны достигает, когда вынужден продать автомобиль и отправиться к Джун пешком. Вот ужас-то какой, до чего виски людей доводит. Одним словом, главный недостаток фильма — его название. Никакой роковой черты, которую герой якобы переступил, на экране нет и в помине.