Явно не от хорошей жизни Голливуд, измученный отсутствием свежих сценарных идей, уже не первый год методично реанимирует дешевый и кровавый трэш 1970-х годов. Уже пересняты "Нападение на участок номер 13" и "Туман" Джона Карпентера, "Техасская резня бензопилой" Тоба Хуппера, еще парочка менее нашумевших фильмов. Рано или поздно должна была наступить очередь и Хэршелла Гордона Льюиса, считающегося основоположником особенно изуверского поджанра gore. Тим Салливан в "2001 маньяке" (2001 Maniacs, 2005 **) несколько увеличил поголовье нечисти, резвившейся в его фильме "2000 маньяков" (1965). Забавно, что уже и сам фильм Льюиса был пастишем: режиссер глумливо переделал в фильм ужасов благостный мюзикл Винсенте Минелли "Бригадун" (1954), в котором раз в сто лет в шотландских горах материализовался патриархальный и невинный городок XVIII века. Однако "2001 маньяк" навевает отечественному зрителю ассоциации не с классово чуждыми Минелли и Льюисом, а, несмотря на все льющиеся с экрана реки крови, со стихотворением Самуила Маршака "Про одного ученика". Помните, нерадивый школьник, целый час решавший задачу по алгебре, признается маме: "И вышло у меня в ответе: два землекопа и две трети". Во сне ему являются жертвы его разгильдяйства. "А где-то меж звериных троп / Среди густой травы / Лежал несчастный землекоп / Без ног, без головы. / На это зрелище смотреть / Никто не мог без слез. / — Кто от него отрезал треть? — / Послышался вопрос. / — От нас разбойник не уйдет. / Найдем его следы! — / Угрюмо хрюкнул бегемот / И вылез из воды". Леденящий душу, между прочим, синопсис фильма с расчлененкой написал великий детский поэт. Словно предугадал "2001 маньяка". Только герои Салливана пострадали не за то, что пренебрегали алгеброй, а за то, что плохо учили историю своего отечества. В прологе несколько лоботрясов срывают лекцию преподавателя истории, проецируя на экран за его спиной шаловливые слайды. А между тем он рассказывал им о рейде генерала армии северян Шермана по мятежной рабовладельческой Южной Каролине во время гражданской войны 1861-1865 годов. Тогда сторонники правого дела вырезали 8 тыс. мирных жителей. В один из таких городков, раз в сколько-то лет являющийся из небытия, и заехали исключенные из школы шалопаи, не озабоченные ничем, кроме секса. Их, несмотря на то что в компанию затесался афроамериканец, радушно принимают аборигены во главе с одноглазым мэром, вкусно сыгранным Робертом Инглундом. Его избиратели не менее колоритны; выделяются дурковатый подросток Том Сойер, который, вместо того чтобы красить забор, кидается в ветровые стекла автомобилей дохлым бурундучком, и виртуозы игры на банджо, явно позаимствовавшие свои шикарные седые бороды у музыкантов ZeZeTop. Излишне добавлять, что для расправы с гостями из будущего будут использованы все самые передовые для середины XIX века сельскохозяйственные механизмы, от сноповязки до пресса для хлопка. Любопытно, что кое-кто из тинейджеров погибает из-за того, что говорит со своими сверстниками 140-летней выдержки на разных языках. Так, одна девица полагает, что симпатичный юноша привязал ее за руки и за ноги для того, чтобы заняться мягким садомазохизмом. В то время как кавалер намеревался расчленить ее, привязав к четверке лошадей, что ему вполне удалось. А финал выдает преклонение Салливана перед Федерико Феллини. Во всяком случае, последних уцелевших в бойне подростков настиг конец, столь же оригинальный и страшный, как и героя новеллы Феллини из фильма "Три шага в бреду" (1968). Еще один ремейк — "У холмов есть глаза" (The Hills Have Eyes, 2006 *) 27-летнего француза Александра Ажа, перепев снятого в 1977 году фильма Уэса Крейвина, будущего автора "Кошмара на улице Вязов" (1983). Ажа, казалось бы, мальчик из хорошей семьи, сын известного режиссера Александра Аркадии, летописца североафриканской, "черноногой", как говорят во Франции, еврейской общины, а туда же — ставит в США уже третий полнометражный фильм ужасов. Здесь для разнообразия в лапы маньяков попадают не прыщавые ловеласы, а целое семейство: туповатый коп с женой, их сын-подросток и две дочери, одна из них с мужем и младенцем. Дань европейскому психологизму — то, что авторы фильма зачем-то подробно прописали семейные свары между ними. А карачун семье пришел, когда она заехала на своем трейлере в логовище шахтеров, мутировавших в кровожадных тварей по причине ядерных испытаний. Снято все это настолько безобразно, что возникают ассоциации только с фильмами петербургских некрореалистов 1980-х годов, где по окрестным лесам и городским помойкам носились толпы "санитаров-оборотней" и "мочебуйцев-труполовов".