На экраны вышло "Свободное плавание" Бориса Хлебникова — если не лучший, то самый образцово-показательный фильм нового российского кино. Впрочем, по своему пафосу эта лента близка советской классике эпохи развитого социализма.
Фаворит продвинутых кинокритиков, фильм Бориса Хлебникова был воспет и прославлен столько раз (Ъ писал о нем 17 августа), что хочется наконец вставить в хор панегириков какое-то бранное слово. Но нет слов: картина и в самом деле достойная во всех отношениях. Был и другой выход: просто промолчать, ведь все про "Свободное плавание" сказано с исчерпывающим красноречием. И про связь с традицией Аки Каурисмяки, и про грузинский след, и про Джима Джармуша как основоположника новой искренности, крепко застрявшего в мозгах его российских поклонников.
И если мы вновь обращаем внимание на эту картину, то по одной причине: она восстанавливает связь не только с мировым кинопроцессом (на который зрителю наплевать), а с тем кино, которое некогда существовало и которое мы потеряли как раз-таки в стремлении догнать и перегнать остальной мир. Все это, без сомнения, было: и российская провинция, где произошла полная смычка города и деревни, и "странные люди", населяющие эти края, и безбашенная молодежь, и герои-правдоискатели, и комедийный абсурд, ничуть не противоречащий правде жизни. Без всякого Джармуша было в фильмах Василия Шукшина и Киры Муратовой, в "Асином счастье" Андрона Кончаловского и "Начале" Глеба Панфилова или, например, в некогда запрещенной, а потом забытой ленте Марка Осепьяна "Иванов катер" или в лирической колхозной драме Гавриила Егиазарова "Только три ночи", сначала запрещенной, а потом забытой.
Разница, кажется, не так уж велика: у Бориса Хлебникова в диалогах появился легализованный матерок междометий, а в сюжете выросла актуальная проблема безработицы, неизвестная или завуалированная в советское время. Леня из "Свободного плавания" получает выходное пособие с закрывающегося нерентабельного завода, пробует себя в малярном деле и торговле обувью, тянет лямку на пыльных дорожных работах — прежде чем послать все к черту и пуститься в свободное плавание, пристроившись на бороздящее волжские воды судно. Но на самом деле эта разница принципиальна: ведь времена, когда пели "каждый человек нам интересен, каждый человек нам дорог", давно миновали, а новорусский менталитет велит считать простых людей пережитком социализма, достойными же внимания — только выдающихся богачей и бандитов.
Между тем буржуазный Запад давно пережил этот этап, и хотя там делаются фильмы о магнате Ховарде Хьюзе и Жан-Батисте Гренуе, гениальном парфюмере-убийце, не они определяют художественный климат, а как раз кино про маргиналов и прочий пролетариат. Борис Хлебников выигрывает потому, что не пристраивается к хвосту поезда, в первых вагонах которого едут Кен Лоуч и Аки Каурисмяки, а заходит прямо в середину, где обычно расположен вагон-ресторан и где можно вместе с еще одним пассажиром того же маршрута, Отаром Иоселиани, крепко выпить и закусить, ощутить море по колено и лишний раз убедиться в том, что истина в вине.
Несомненно, в одном из вагонов первого класса в двухместном купе расположились братья Дарденн, а в соседнем едет одиночка Бруно Дюмон, на чьих почти бессловесных деревенских варваров из "Фландрии" так похожи герои "Свободного плавания". В отличие от своих более матерых попутчиков, эти представляют "новый реализм", обогащенный опытом "Догмы" и технологическими возможностями мобильной камеры, позволяющими гораздо точнее фиксировать психофизику человека — без всякой нарочитой и демонстративной актерской игры. Однако настоящие режиссеры и раньше, без волшебной техники, достигали немалых высот, а играющий Леню в "Свободном плавании" Александр Яценко напоминает Леонида Куравлева времен фильма "Живет такой парень". В то время как многие попытки создать ремейки культовой классики 60-х годов выглядят искусственно и фальшиво, Борис Хлебников делает совершенно натуральный жест в сторону своих предшественников, оставаясь современным молодым кинематографистом, независимым от чужих влияний.
То есть зависимость, конечно, есть, но она ничуть не стесняет творческой свободы. Именно эта свобода позволила наконец российскому кино вырваться за пределы Садового кольца и поплыть по каналам и рекам средней полосы, чтобы ненадолго задержаться в сказочном городе Мышкине. Этот вам не кукурузный пояс Америки и не какой-нибудь Кливленд из джармушевского "Страннее рая". Разве еще в какой стране есть такие города, что внесены в туристические справочники, а единственная церковь разрушена, где музей на музее стоит, а вход на дискотеку стоит три рубля? Нечего удивляться: четыре уже никто не даст, вокруг безработица, а тех, кто, подобно Человеку-пестику и Человеку-ведру из "Свободного плавания", симулирует дорожный труд, как-то после работы не тянет в танец.