В среду вечером в Москве состоялись переговоры главы МИД Грузии ГЕЛЫ БЕЖУАШВИЛИ с его российским коллегой Сергеем Лавровым и секретарем Совбеза РФ Игорем Ивановым. В интервью корреспонденту Ъ НАРГИЗ Ъ-АСАДОВОЙ господин Бежуашвили сказал, что не может назвать эти переговоры успешными, но счел свою миссию выполненной: стороны обменялись мнениями о путях преодоления кризиса в отношениях между Россией и Грузией. Это значит, что Москва и Тбилиси снова ни к чему не пришли.
— Вы провели переговоры с главой Совбеза РФ Игорем Ивановым и главой МИД РФ Сергеем Лавровым. Каковы их результаты?
— Переговоры были интересными. Я уверен, что переговоры — это то, что нам нужно с Россией.
— А кто был их инициатором?
— Я позвонил, воспользовавшись тем, что приехал на форум министров экономического Черноморского пространства. Сергей Викторович (Лавров.— Ъ) согласился, и мы сели за стол переговоров. Встреча с Игорем Ивановым была полуофициальной. Мы рассказали друг другу, как мы видим разрешение ситуации. Я выслушал все, что хотели мне сказать российские коллеги, хотя не могу согласиться со многими вещами. Я сказал, что реакция России на шпионский инцидент — это вершина айсберга.
— В чем же заключается истинная причина?
— Думаю, она лежит более глубоко. Ситуация зрела годами. С российской стороны постоянно была риторика, что Грузия должна изменить антироссийскую политику. Я не могу понять, что такое антироссийская политика и где и почему ее видят у нас российские коллеги.
— Возможно, речь идет о жестких высказываниях господ Саакашвили и Окруашвили в адрес России, за которые даже спикеру парламента Грузии Нино Бурджанадзе пришлось извиняться.
— Мне тоже не нравится, что говорят. Но мы все выступления должны рассматривать в контексте того, что у нас команда и высказывания одного министра не должны блокировать процесс межгосударственных отношений. Я к этому призывал российских коллег. Мы, кстати, признали, что агрессивную риторику против друг друга нужно снимать. Я согласился с этим, мои российские коллеги согласились.
— А какие условия выдвинула Россия Грузии, чтобы прекратить транспортную блокаду и высылку грузинских граждан?
— Я бы так вопрос не ставил — выставлять условия. Нужно снимать блокаду и создавать нормальную почву, чтобы выстраивать отношения.
— Ваши российские коллеги с этим согласились?
— По крайней мере, выслушали. Я считаю, что моя миссия была если не успешной, то по крайней мере выполненной. По крайней мере, с нашей стороны мы показали, что наши интересы не заключаются в проведении антироссийской линии. Мы заинтересованы на всех уровнях поддерживать с Россией самый высокий уровень добрососедских отношений. Но с другой стороны, мы также сказали, что Россия не может отмежеваться от того, что сейчас происходит в Грузии. Не может говорить, что, дескать, мы здесь ни при чем и вы там сами договаривайтесь. Основное яблоко раздора — это территориальные конфликты Грузии, в которых Россия участвовала и участвует, к сожалению. Я пытался сказать своим российским коллегам, что заигрывание с сепаратистскими режимами, поддакивание этим режимам, спонсирование их, поставку любого вооружения мы рассматриваем как антигрузинскую политику.
— 12 ноября пройдет референдум о независимости в Южной Осетии. Кому нужен этот референдум?
— Я, честно говоря, задал этот вопрос российским коллегам. Я сказал, что без благословения России это было бы невозможно. Какую цель преследует референдум, непонятно. Мировое сообщество выразило негативное отношение. Любое признание такого статуса вызовет адекватную реакцию грузинской стороны. Мы будем реагировать очень жестко.
Когда соседнее государство пытается оторвать кусок твоей территории — это для нас красная линия. Красная линия в наших отношениях — это наши границы. Все остальное подлежит обсуждению.
— Недавно Совбез ООН принял резолюцию по Абхазии. Вы считает эту резолюцию победой России или Грузии?
— Когда говоришь о многовекторной, многосторонней дипломатии, это всегда коллективный компромисс. Любая резолюция — это не победа, это компромисс, результат многосторонних переговоров. Там есть вещи, которые нам не нравятся. Мы считаем, что необъективным было негативно писать о полицейской операции в Кодорском ущелье, Верхней Абхазии. Также считают американцы, которые после того, как резолюция была принята, сделали свое заявление и объяснили, почему они голосовали так, а не иначе. Российская сторона читает эту резолюцию так, как она читает. Мы, конечно, должны выполнять международные обязательства, взятые нами, тем более, резолюцию Совета Безопасности. Но у нас разное понимание того, что мы должны сделать. Кстати, в резолюции есть вещи, которые мне очень нравятся. Например, признание территориальной целостности и нерушимости границ. В числе названных приоритетов — возвращение беженцев, обеспечение безопасности в Гальском районе. Там есть вещи, выполнение которых мы ждем на протяжении двух-трех лет, но ничего не делалось.
— Когда вы вступите в НАТО?
— Я на этот вопрос ответить не могу. Во-первых, не знаю. Мы делаем свое планирование, но вопрос вступления в НАТО не определяется Грузией, он определяется самим альянсом.
— США, по крайней мере, хотят, чтобы Грузия вступила в НАТО. Недавно конгресс США выделил порядка $10 млн на подготовку Грузии к вступлению в альянс.
— Что касается конгресса и выделенных средств, то спасибо за помощь. На самом деле эти деньги тратятся не на какие-то технические вещи, а на подготовку кадров, военных специалистов и т. д. Что касается интенсивного диалога, то мы начали диалог в Нью-Йорке. Мы считаем, что это признание тех реформ, которые мы провели в стране. Мы рассматриваем интеграцию в НАТО как интеграцию в политическую организацию в первую очередь, а не военную. У нас есть цель политическая: построить демократическое государство. Как его построить на постсоветском пространстве? НАТО предлагает комплекс мер, который помогает делать это более эффективно, более быстро. Мы занимаемся не проамериканской, а прогрузинской политикой. Да, она ориентируется на западные ценности, да, Европа — это наш дом. Но сейчас мы не говорим и о членстве в Европейском Союзе. Потому что не готовы ни они, ни мы.
— Вчера "Газпром" заявил о повышении цены на газ для Грузии со $110 до $230. Как российская сторона объяснила повышение цен и как вы сами объясняете это?
— Я узнал это сегодня утром, хотя мы, конечно, этого ждали. Никто не ожидал, что "Газпром" отнесется благосклонно к Грузии, тем более, в нынешних условиях. Нужно признать, что российская политика в области энергетики отличается прогнозируемостью более, чем остальные сферы. Было абсолютно понятно, что цена на газ для Грузии будет высокой. Как определялась эта цена, я пока не знаю.
— То есть этого вам не объяснили?
— Официально мы не получали этого документа. Но мне интересно, какая в этой цене составляющая политики. Думаю, что большая. А это несправедливо — иметь на постсоветском пространстве разные цены и делать разные формулы. Если одна формула, то почему цена на газ для Украины, Белоруссии, Армении — одна, а для Грузии приравнена к восточноевропейской стране?
— Вы на днях были в Азербайджане. Удалось ли договориться о поставках газа и по какой цене?
— Мы ведем переговоры с Азербайджаном, с Ираном и будем вести переговоры с Россией. Потребности у нас не такие большие, но цена реально имеет значение.
— Цена на иранский и азербайджанский газ будет ниже, чем на российский?
— Пока не могу сказать. Мы будем договариваться, у нас есть альтернативы. Это тоже нужно отметить. Конечно, будем стремиться, чтобы цена была ниже.