дата гала-концерт
На сцене зала Чайковского соорудили хорошо узнаваемую золотую ложу с советским гербом, рядом с которой на троне восседала юбилярша в платье, напоминающем о занавесе Большого театра. За тем, как в день своего 80-летия Галина Вишневская разыгрывала роль королевы в изгнании, с восхищением и печалью наблюдала ЕКАТЕРИНА Ъ-БИРЮКОВА.
"Сейчас самое модное направление — переделывать, иногда даже до неузнаваемости, классику",— первым делом ехидно сообщил собравшимся ведущий Святослав Бэлза и, немедленно воспользовавшись этим приемом, обратился к певице со стихотворением, которое начиналось со слов: "Есть женщины в русских столицах". Собственно, режиссер чествования Дмитрий Бертман именно таким переделыванием классики и сделал себе имя, но в данном случае он выступал скорее в роли одумавшегося — все-таки царская ложа, царский трон и два лакея для переноски букетов многое искупали.
Зато открывший праздник Полонез из "Евгения Онегина" ясно показывал, из-за чего и кого мы все собрались здесь, а не на сцене Большого театра, пусть даже и Новой — из-за идущего там ровно в тот же вечер спектакля Дмитрия Чернякова, в котором под эту самую музыку гости не танцуют, как положено, а сидят за столом и гремят вилками. Юбилею предшествовала шумная история похода Галины Вишневской на премьеру нового "Онегина", резко отрицательной его оценки и посылания Большого куда подальше, так что столкновение оперной легенды с новой оперной реальностью стало, как это ни прискорбно, основным лейтмотивом праздника.
В зале Чайковского под звуки Полонеза никто вилками не гремел, но, правда, и не танцевал, зато за пультом Госоркестра стоял дирижер с мировым именем — Сейджи Озава, и это был, пожалуй, самый серьезный, но недолгий (знаменитого японца быстро сменил Павел Сорокин) аргумент в защиту традиционных оперных ценностей. Увы, других аргументов было немного. Первый раз по-настоящему повеяло хорошим искусством, когда на сцену вышла меццо-сопрано Лариса Дядькова, достойно подарила юбилярше цветы и без лишних ужимок спела один из коронных своих номеров — "Гадание Марфы" из "Хованщины" Мусоргского. Произошло это примерно через час после начала вечера.
А до этого самым интересным местом было длинное и эмоциональное выступление мэра Лужкова, в котором, кстати, был сформулирован новый взгляд на знаменитую эмиграцию Вишневской с супругом (Мстислава Ростроповича, который болен, очень не хватало в зале Чайковского) — оказывается, таким образом певица "вывела нашу страну в мировую оперу". В поздравительном письме президента Путина, зачитанном его советником Юрием Лаптевым, эта тема вообще не упоминалась.
В целом гала-концерт "Вишневская, vivat" был выдержан в духе традиционных советских праздничных мероприятий. Сольные оперные номера чередовались с выступлением звезд балета Большого театра (Мария Александрова с Николаем Цискаридзе станцевали Адажио из "Раймонды", Светлана Захарова - "Умирающего лебедя") и скрипичными хитами в исполнении международного гастролера Максима Венгерова ("Медитация" Массне, "Вальс-скерцо" Чайковского, "Венгерский танец" Брамса).
На экране, вмонтированном в искусственную царскую ложу, большую часть вечера показывали цветущую вишню, но трижды — кое-что гораздо более содержательное: видеозаписи Большого из той самой легендарной прошлой жизни, неуклюжим и грустным подобием которого выглядела обстановка юбилея. Капризная Вишневская в роли Кэт из "Укрощения строптивой" Шебалина, романтическая Вишневская в роли Наташи Ростовой из "Войны и мира" Прокофьева и умирающая от любви Вишневская в моноопере Франсиса Пуленка "Человеческий голос" — в те годы, это, кстати, были невероятно передовые вещи. Правда, главная Вишневская — ожесточенная, плотская, на все готовая и до сих пор эталонная Катерина Измайлова из оперы Шостаковича — почему-то на празднике отсутствовала.
Оперный цех помимо меццо Дядьковой представляли: один баритон (Владимир Чернов), два баса (Владимир Маторин и Владимир Огновенко), два тенора (Бадри Майсурадзе и англичанин Деннис О`Нилл) и не заявленная в программке Маквала Касрашвили — кстати, отличная Ларина в том самом черняковском "Онегине". Но в этот вечер она трогательно пожертвовала новой режиссурой ради старой дружбы, спела для Вишневской арию "Тоски" и стала единственной представительницей клана сопрано, удостоенной сольного номера.
Представительницы современного сопранового поколения тоже были — что логично, учитывая существование Школы оперного пения, а теперь — и конкурса имени юбилярши. Ближе к финалу на "Застольную песню" из "Травиаты" выбежало целых восемьдесят Виолетт, среди которых растерянными Альфредами бродили О`Нилл и Майсурадзе с тремя бокалами шампанского на двоих. Угадайте, кому в результате достался третий бокал? Этот режиссерский ход был самым сильным в спектакле про то, как раньше было хорошо, и приводил к приятному, но немного пьяному деньрожденному выводу: "вас много, а я все-таки одна".