С ЕКАТЕРИНОЙ ГУБАНОВОЙ, 27-летней восходящей звездой, которая дебютировала в Москве, давно заявив о себе в Париже, Зальцбурге и Экс-ан-Провансе, поговорила ЕКАТЕРИНА Ъ-БИРЮКОВА.
— Дебютировать дома с Малером — это довольно вызывающе для русского меццо.
— А я не могу сказать, что я русское меццо. Русское меццо должно в моем возрасте и моем положении уже Любашу из "Царской невесты" петь. А мне легче петь Малера, чем Римского-Корсакова. Потому что русский язык — он сам по себе звук заглубляет. У меня, по крайней мере. И я тут же становлюсь 22-летней студенткой Московской консерватории, у которой во-от тако-ой голос. А немецкий язык — он все выносит вперед. И я знаю, что если я его правильно произношу, то вокальных трудностей не должно быть. Я ведь только-только начинаю. И очень важно не оступиться, особенно в техническом смысле. Потому что столько историй, как народ начинает на ура, а потом — раз — и куда-то человек делся.
— А с чего у вас все началось совсем по-серьезному — со знаменитого парижского "Тристана" с декорациями Билла Виолы, где вы пели Брангену?
— Да. До этого я там спела Третью даму в "Волшебной флейте", потом Эмилию в "Отелло", и несмотря на то, что это была очень маленькая партия, директор Жерар Мортье все ходил и говорил, что это лучшая Эмилия, которую он за свою жизнь слышал. И вообще, большое спасибо "Бастилии", что они не побоялись такую маленькую зеленую девочку на "Тристана" пригласить. Это же тоже для них большой риск. Мне казалось, что это сон был.
— Там вы познакомились с Гергиевым, который стоял за пультом. Каковы результаты?
— Пару раз подходил, спрашивал, что я из больших партий пою. Я ему сразу: ничего. Потому что я боюсь. Он же такой — с места в карьер! Сразу Марфу подавай и Брунгильду. Я понимаю, я это сделаю когда-нибудь, но надо чуть-чуть подождать.
— И на что в результате, уговорил?
— Первое, что я у него спела,— это был спонсорский концерт, в общем-то, концерт звезд Мариинского театра. Лопаткина танцевала, Нетребко пела, Бородина, Абдразаков и... Губанова. Нарочно не придумаешь! А потом я у него Ольгу и Полину пела. Вообще, русского в моем репертуаре так мало, что уже даже хочется. А еще пошла мода ставить "Бориса Годунова" без польского акта! Хотя Большой театр и предлагал спеть Марину Мнишек в своей новой постановке "Бориса", но ничего не получается. Они не пошли на мои условия, я хотела приехать чуть попозже на репетиции, потому что в это время занята. И плюс, конечно, я уже не дешевая певица — тоже, наверное, сыграло роль.
— Скидку для родины не делаете?
— Ну, я и переговоров-то никаких не начинала.
— А что важного намечено на Западе?
— "Евгений Онегин" в Зальцбурге с Баренбоймом. Первый контракт с "Метрополитен" подписала — на "Войну и мир". Это Валерию Абисаловичу спасибо — уверена, что его рук дело. Я туда никогда не прослушивалась, но так как дирижирует он — тут же пришел контракт. Я там пою княжну Марью — небольшая роль, но для "Метрополитен" — все, что угодно. Я отменила ради этого свою первую "Кармен".
— Это же самая главная партия в карьере меццо-сопрано!
— Да, но тут такое дело: "Кармен" — больше игровая партия, чем вокальная. Вокальная — раз плюнуть. Там делать вообще нечего. Это можно спеть было вчера — когда тебе только 20 лет. Но как женщине, там надо созреть так, чтобы, как говорится, плод падал. А я пока как женщина еще не чувствую себя столь же уверенно, как певица. Хотя это и было запланировано по всем правилам ускорения карьеры.
— Где вы живете?
— В чемодане. Где длиннее контракт, там и живу. Сейчас — в Мадрид на полтора месяца, потом на два месяца в Париж. Потом Пасхальный фестиваль в Зальцбурге.
— Вы ощущаете на себе, что повышаются требования к внешним данным певца?
— Слава богу, меня это уже не касается. И даже думаю, что если опять растолстею — тоже уже касаться не будет. У меня была эта проблема, я весила довольно много. И из-за этого мне поначалу доставались партии всяких мамушек-нянюшек. Конечно, певцу надо следить за собой. Но во всем нужна мера. А сейчас получается так — на кастинге лучше возьмут человека, который средне поет, зато выглядит обалденно. С другой стороны, в Зальцбурге меня как-то пригласили поговорить со студентами. И вот сидит девочка-сопрано, 23-24 года, а сидит практически на двух стульях. Я ей ничего не сказала, но вообще-то когда человек только начинает карьеру, нужно хотя бы на один стул умещаться.