проект театр
Знаменитый британский драматург (известный у нас в основном по пьесе "Розенкранц и Гильденстерн мертвы", перевод которой принадлежит Иосифу Бродскому) приехал в Москву, чтобы посмотреть, как продвигаются репетиции его драматической трилогии "Берег утопии", которую ставят в Российском молодежном театре. Комментирует АННА Ъ-НАРИНСКАЯ.
Узкопрофессиональное, даже можно сказать внутрицеховое употребление знаменитого британского драматурга, вероятно, показалось принимающей стороне недостаточным. В итоге господин Стоппард, которому в июле исполнилось шестьдесят девять лет, оказался в центре весьма бурной и разнородной общественной деятельности — он возглавлял субботник по смыванию граффити с мемориала Герцену и Огареву на Воробьевых горах, прилюдно завтракал с актрисой Ингеборгой Дапкунайте и проводил в МГИМО круглый стол на тему "Россия и Запад: проблемы культурного перевода".
Этот круглый стол вылился в бесконечный поток студенческих реплик с места. Ориентируясь на первую часть названия мероприятия, студенты высказывали свое мнение о положении России и русских в современном мире, которое в основном сводилось к тому, что у ней особенная стать и это многое объясняет. Господин Стоппард, который слушал с заинтересованным, но утомленным лицом, время от времени позволял себе реплики, которыми, вероятно, пытался перевести беседу в другое русло. Например, он процитировал знаменитые слова Герцена о том, что Россия принадлежит не истории, а географии. Но и эта прямая отсылка к автору "Былого и дум", а это один из главных персонажей трилогии Стоппарда, которую сейчас репетируют в Москве, не подтолкнула разговор к обсуждению смелого поступка драматурга: сочинение пьес про практически хрестоматийных русских персонажей и предъявление того, что получилось, российской публике.
Пьесы, составляющие трилогию "Берег утопии" (они называются "Путешествие", "Крушение" и "Спасение"), состоят из напряженных разговоров, страстных монологов и шутливых перепалок Михаила Бакунина, Александра Герцена, Николая Огарева, Виссариона Белинского, их возлюбленных, родственников и оппонентов. Есть там и Иван Тургенев, и Петр Чаадаев, и вообще большинство тех, чьи биографии и писания по сей день входят если не в школьную программу, то уж, во всяком случае, в обязательную программу среднестатистического образованного человека. И несмотря на то что большинство произведений такого рода кажутся заранее приговоренными известным вопросом Ахматовой по поводу пьесы про Пушкина пера советского драматурга Андрея Глобы: "Откуда этот человек знает, о чем говорит Пушкин своей жене, когда они остаются вдвоем?" — в текстах Стоппарда нет никакого привкуса фальшивки. Возможно, потому, что английский драматург со всей очевидностью не имел в виду того, что знаменитые имена персонажей принесут его творению хоть какую-нибудь добавленную стоимость. Зрителям в Лондоне (где трилогию играют на сцене Национального театра) и в Нью-Йорке (где все три пьесы поставят к марту) имена Герцена и Огарева ни о чем не говорят. Не говорят до такой степени, что и в постмодернистской игре в отделение знаменитого имени от исторически и культурно прикрепленного к этому имени персонажа Стоппарда (который блестяще проделал этот трюк в сценарии к "Влюбленному Шекспиру" и отчасти в знаменитой пьесе "Розенкранц и Гильденстерн мертвы") заподозрить нельзя. Сам драматург без смущения признается, что впервые услышал про Белинского, когда начал работать над трилогией. Вернее, дело было так: он услышал про Белинского, и то, что он услышал, подтолкнуло его взяться за этот материал. О "неистовом Виссарионе" знаменитый британский драматург Стоппард, уроженец чешского города Злин, услышал от знаменитого британского философа Исайи Берлина, уроженца русского города Риги. В принципе Берлина, всю жизнь пропагандировавшего Герцена не только как гениального писателя, но и как фигуру практически идеальных моральных качеств, можно считать ответственным за идеологию стоппардовских пьес. В знаменитом эссе "Рождение русской интеллигенции" Берлин так характеризует Герцена, Огарева и их окружение: "Представьте себе группу молодых людей под цепенящим игом режима, людей со страстью к идеям, равной которой не найти в европейском обществе, буквально бросающихся на любую мысль с Запада — и вы хотя бы отчасти поймете, какой была интеллигенция в самом начале". Историю этих молодых людей, причем историю личную — с дружбами, романами и разрывами, и рассказывает Стоппард. В мастерстве Стоппарда рассказывать истории "по ролям" сомневаться не приходится. В умении наших соотечественников, которые ходят в театр (то есть практически русской интеллигенции, предтеч которой Стоппард описал), видеть свою особенную стать отраженной в чужом зеркале нам предстоит еще убедиться.