После спектакля "Времена года..." хореограф АНЖЕЛЕН ПРЕЛЬЖОКАЖ ответил на вопросы ТАТЬЯНЫ Ъ-КУЗНЕЦОВОЙ.
— Как же вы изменились с тех пор, как приезжали сюда с "Ромео и Джульеттой"!
— Что поделаешь, старею — уже за пятьдесят.
— Да и труппа ваша в 1999-м выглядела сильнее, чем сегодня.
— Не нахожу. Просто "Ромео" — это драматическая история, а "Времена года..." — абстрактный балет. Их нельзя сравнивать.
— Дело не в том, что танцуют, а как танцуют. У вас есть азиатская танцовщица, которая работает в полную силу — по ней можно судить, что именно вы поставили. Но когда рядом с ней танцуют другие, видно, что они не успевают в музыку, что у них другая амплитуда движений, что к концу танцевального фрагмента они просто-напросто выдыхаются.
— Вы отметили Нажизу Шираи, и правильно — она очень хорошая танцовщица. Но другому зрителю нравится кто-то другой, и он следит за его танцем. Это же не кино, где каждый кадр зафиксирован, это живой театр. За это я его и люблю.
— Вы привлекли к работе Фабриса Ибера — тоже известного харизматика. Кто кому подбрасывал идеи?
— Ох, это была настоящая игра. Когда я задумал "Времена года...", сразу начал перебирать художников-пейзажистов или ландшафтников, работающих с натуральными материалами — землей, водой. Но это было бы так примитивно! И я подумал о Фабрисе: ведь он с его отчуждением предметов — самый далекий персонаж от традиционных "Времен года...". Я предложил, чтобы принес мне все, что придет ему в голову при размышлении на тему времен года. Он согласился с условием, чтобы все предметы были использованы в спектакле. И вот прямо ко мне в студию он притаскивал все эти лестницы-качалки, туфли, маски, палки, приделанные к штанам, и этак лукаво подначивал: "Ну, и что ты с этим сделаешь?"
— Но вы же не все использовали — многое осталось висеть под колосниками.
— Но это и невозможно. Попробуйте потанцевать на качающейся лестнице! Сначала мои танцовщики сказали: "Это же нельзя сделать". Но ведь я придумал все-таки целое адажио! А когда он приволок моток веревки и бросил его посередине зала — это же был просто вызов!
— В Экс-ан-Провансе, где базируется ваш хореографический центр, вы выстроили новый театр. Зачем он вам?
— Как это зачем? Все национальные центры Франции имеют студии для репетиций, но не имеют собственных сцен — они вынуждены показывать свои работы прямо в студиях небольшому числу зрителей и жить от проекта к проекту. А на настоящей сцене мы сможем сохранять репертуар — уже в этом сезоне я показываю и свою раннюю "Свадебку", и новую работу на музыку Кейджа. Люди смогут проследить, как развивается наш театр. К тому же мы будем приглашать к себе и другие театры (прямо после спектакля приглашение получил Музтеатр Станиславского.— Ъ) — в Эксе смогут увидеть, что делается в мире.
— А почему театр называется "Черный павильон"?
— Потому что он черный. К тому же слово "pavillon" имеет во французском и другое значение — "морской флаг".
— Черный — значит, анархистский?
— Скорее, пиратский.