Несмотря на бурные общественные дебаты, вызванные реформированием правительства, Борис Ельцин предпочитает отмалчиваться, предлагая дождаться первых результатов деятельности нового кабинета. Отношения между президентом и премьером анализирует обозреватель Ъ МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ.
Желание президента дистанцироваться от нового экономического курса премьер-министра было бы удивительно только в том случае, если бы речи о "гуманизации", "смягчении" и т. д. реформ соответствовали действительности. В случае наступления "эры гуманизма" ельцинское "я — не я, и лошадь не моя" было бы взаправду несообразным — кто же сам отказывается от славы доброго правителя? Но куда проще и логичнее предположить, что экономическая политика делается никакой не гуманной, а всего лишь другой, причем другой она делается, потому что в настоящий момент одержал верх, пользуясь марксистским языком, тот из отрядов монополистической буржуазии (сырьевое лобби), который ориентирован на инфляцию.
Политик, очевидно, не может игнорировать нынешнее соотношение сил в отрядах монополистической буржуазии — отсюда и президентская конфирмация нового черномырдинского кабинета. Однако он не может игнорировать и того факта, что новая экономическая политика будет никак не популярнее прежней. В романе Мельникова-Печерского "На горах" один рыботорговец укоряет другого за демпинговые цены: "О ближних бы подумали!", — на что тот возражает: "Не одни рыботорговцы наши ближние". В понимании того, что не одни директора наши ближние, странно было бы ставить на кон остатки президентского авторитета ради тривиального насыщения лоббистских аппетитов, и куда выгоднее эти остатки сохранять, публично демонстрируя свою совершенную готовность при первой возможности сдать Черномырдина.
В этом смысле во всем прочем разнокалиберных Ельцина, Гайдара, Жириновского, Явлинского роднит рациональное или же инстинктивное понимание того, что при весьма слабых российских финансах ресурс инфляционной накачки очень невелик, а краткое и малое первоначальное удовольствие (если оно вообще будет) стремительно перейдет в тяжелое и длительное украинское похмелье. И чем маяться в чужом пиру похмельем, куда лучше отойти в сторонку, чтобы потом явиться в белоснежных ризах. Такое единодушное желание дать аграрно-промышленным Гаргантюа с треском обкушаться продиктовано пониманием того, что провал неминуем, осознанием неспособности этот провал предотвратить и желанием по крайней мере обратить его к своей политической выгоде.
Ситуация была бы вполне тривиальна, а перспективы Черномырдина вполне безнадежными, если бы премьер не понимал, с каким нетерпением все ждут его провала. Чтобы обмануть такие ожидания, политик обыкновенно стремится за краткий отпущенный ему срок сделать ситуацию необратимой. Либо экономически — как отпускал цены Гайдар, исходя из того, что обратно их не загонишь. Либо политически — как летом 1991 года премьер Павлов домогался диктаторских полномочий, реализация которых сделала бы президента Горбачева чисто декоративной фигурой. В рамках стремления к необратимости Черномырдину логично было бы, с одной стороны, резко расширять объем своих полномочий, втягивая в орбиту влияния пока подчиненных президенту силовых министров, а с другой — накрепко сажать экономику на иглу инфляционных вливаний. Соответственно логика Ельцина — любой ценой удерживать при себе "силовиков" и молиться Богу, чтобы похмелье от кредитной эмиссии наступило как можно скорее.