Создавая особые территории для развития инновационного бизнеса, государство пытается скопировать финский и корейский опыт. Поскольку копия никогда не бывает так же хороша, как оригинал, российские ошибки в построении экономических зон неизбежны. Как должны создаваться технико-внедренческие зоны и как они создаются на практике, корреспонденту "BG Инновации" СЕРГЕЮ АРТЕМОВУ рассказал председатель совета директоров АФК "Система" ВЛАДИМИР ЕВТУШЕНКОВ.
BUSINESS GUIDE: Владимир Петрович, насколько актуально, с вашей точки зрения, создание инновационных экономических зон?
ВЛАДИМИР ЕВТУШЕНКОВ: Пока уровень инновационной активности в российской экономике катастрофически низкий. Доля компаний, внедряющих новые продукты или технологические процессы, в прошлом году не достигала и 10% от общего числа их в России. И только треть из этих 10% вели самостоятельные исследования и разработки. В экономическом обороте используется всего лишь 1% полученных патентов, а в развитых странах этот показатель составляет 70%. Примерно такая же ситуация и с венчурным бизнесом: объем инвестиций венчурных фондов составил в 2005 году всего $62,5 млн.
Вообще, режим регулирования экономических процессов у нас сейчас настолько неблагоприятен для инноваций, что отдельными мерами поддержки обойтись нельзя, нужно комплексно улучшать инновационную среду. По большому счету эта задача может быть реализована только в зонах с особым экономическим режимом.
BG: Какие направления частно-государственного партнерства могли бы ускорить инновационные процессы в экономике России?
В. Е.: Посмотрите на Финляндию, лидирующую в последние годы в мировом рейтинге конкурентоспособности. Там правительство рассматривает партнерство между государством и бизнесом в качестве фундамента инновационной экономики. В рамках частно-государственного партнерства (ЧПГ) страна мобилизует на НИОКР около €6 млрд ежегодно (почти 1% совокупных мировых затрат на НИОКР). Причем 70% этой суммы приходится на частный бизнес, а 30% — на средства бюджета. За счет бюджета поддерживается 23 технологических центра и технопарка — по одному на каждые 225 тыс. человек населения. Ничего удивительного, что при такой интенсивной поддержке финские технопарки привлекают технологических лидеров, включая концерн Nokia, а инновационная политика страны стала образцом для подражания в международном масштабе.
Мы видим, каких впечатляющих успехов за короткий срок при поддержке государства удалось достичь корейским корпорациям. Любое государство заинтересовано, чтобы в стране рождались глобальные компании. А иначе в условиях открытой экономики крупные отечественные компании рано или поздно будут поглощены глобальными игроками.
BG: Государство планирует выделить из бюджета $500 млн на создание венчурного инновационного фонда, средства которого будут использоваться в пропорции 50:50 со средствами бизнеса. Как сделать эту форму сотрудничества государства и частного капитала более эффективной?
В. Е.: Нужно понимать разницу между инновационными ЧГП и ЧГП в сфере инфраструктурных проектов. Если инициатором инфраструктурных проектов в большинстве случаев должно быть правительство, то инициатива в проектах инновационной сферы должна быть у частного бизнеса. Ведь если бизнес готов давать серьезные деньги на конкретный проект — это сигнал государству, что проект перспективен с рыночной точки зрения. Значит, есть основания направлять в эту область средства венчурного фонда. Поэтому было бы логично проводить мониторинг проектов с помощью компаний, заинтересованных в инновационном развитии. Правда, сама идея частно-государственного партнерства — уже инновационный вызов для российского правительства. Российское государство пока комфортно чувствует себя в роли получателя доходов от нефти и предпочитает вкладывать деньги в зарубежные ценные бумаги, а не искать применение им в национальной экономике.
BG: В марте правительство РФ утвердило программу развития IT-отрасли, по которой около 123 млрд рублей выделено на создание технопарков. Как вы оцениваете состояние инновационных зон?
В. Е.: Эта программа — огромный шаг вперед. Но несколько технико-внедренческих зон для российской экономики — капля в море. Тем более что на пути их внедрения масса препятствий. Первое — склонность некоторых представителей государства рассматривать любой инструмент промышленной политики исключительно с точки зрения влияния на доходы бюджета. Отчасти такую позицию можно объяснить ситуацией, сложившейся в 1990-х годах, когда экономические зоны фактически превратились во внутренние офшоры. Но сейчас радикально изменилось налоговое и бюджетное законодательство. Перед зонами с особым режимом стоят задачи, не имеющие ничего общего с поддержкой экономически отсталых регионов.
Сейчас разновидностей инновационных экономических зон множество: технико-внедренческие зоны, технопарки, наукограды, инновационно ориентированные бизнес-инкубаторы. Но на практике приходится сталкиваться и с попытками создания малобюджетных центров, не привлекающих, а отпугивающих инвесторов спартанскими условиями работы, и с амбициозными проектами "инновационной инфраструктуры", которые не имеют никакого отношения к развитию инноваций.
Бизнес-инкубаторы, под которые выделяют здания в аварийном состоянии, может быть, и заинтересуют компании, выросшие из "челночного" бизнеса. Но никакого системного инновационного эффекта на экономику они оказать не могут по определению. Похожая ситуация с технопарками. Иногда создается впечатление, что речь идет не о современных центрах исследовательской и конструкторской мысли, а об инновационных гетто, куда планируется сослать ученых и конструкторов, не востребованных экономикой.
Другая крайность — гигантомания — дискредитирует идею инновационных зон ничуть не меньше, чем малобюджетный минимализм. В проектах наукоградов можно найти как меры по улучшению работы общественного транспорта, так и планы по обустройству пешеходных дорожек в жилых зонах. Не хватает только одного — собственно программы организации сотрудничества между наукой и бизнесом. Например, программа наукограда Фрязино подразумевает превращение города в "маленькую Венецию". Но в ней даже не упомянуты Институт радиотехники и электроники и НИИ "Исток", присутствие которых и позволило городу претендовать на статус наукограда.
BG: Даже успешные инновационные экономические зоны — это все же изолированные территории. Насколько они могут влиять на региональную и национальную экономику в целом? Есть ли какие-то особые факторы влияния?
В. Е.: Общее снижение издержек возникает уже тогда, когда группа предприятий из взаимосвязанных сфер работает на географически ограниченном пространстве. Наличие на единой площадке квалифицированных специалистов, близость клиентов и поставщиков, общая инфраструктура — все это создает совершенно особенную среду. Предприятия, находящиеся вне инновационных экономических зон, тоже должны выигрывать, либо получая заказы от компаний, работающих в рамках зон, либо пользуясь разработанными ими технологиями. Если такие позитивные эффекты отсутствуют, тогда, конечно, инновационные зоны не смогут эффективно влиять на развитие экономики.
Из этого следует, что развитие внутри зон возможно только при наличии критической массы компаний — для эффекта агломерационной экономии. Создание микроскопических зон, где действуют несколько компаний, оказавшихся там по случайному принципу, просто не имеет смысла. И для гармоничного развития инновационных зон нужны хозяйственные связи между компаниями внутри и вне их. Поэтому политика создания зон должна вытекать из общей промышленной политики, направленной на создание инновационно ориентированных кластеров.
BG: Что необходимо сделать для успешного развития экономических кластеров?
В. Е.: Надо постараться избежать двух типичных российских ошибок. Во-первых, невозможно создать кластеры, принуждая компании работать на определенной территории без учета их реальных интересов. Более того, административные меры регулирования скорее могут стать смирительной рубашкой для бизнеса, чем питательной средой. Во-вторых, необходимо обеспечить вхождение в состав кластеров крупного бизнеса. Он должен выступать и в качестве инноватора, привлекающего субподрядчиков в свои проекты, и в качестве заказчика на интеллектуальные разработки для малого и среднего бизнеса.
Кластеры, состоящие исключительно из малых и средних компаний, в условиях переходной экономики практически не имеют шансов на эффективное развитие из-за отсутствия доступа к значительным финансовым средствам и невозможности генерировать устойчивый спрос на продукцию смежных отраслей.
Но если с административным регулированием сейчас наметились очевидные позитивные подвижки, то с привлечением крупного бизнеса в инновационную экономику полный штиль. Складывается впечатление, что правительство готово видеть в инновационной сфере кого угодно, только не компании, которые реально способны вывести инновационную экономику на качественно новые рубежи.
BG: Какими преимуществами способен обеспечить инновационные зоны крупный российский бизнес и в чем он заинтересован?
В. Е.: Крупный бизнес уже имеет наработанные механизмы реализации инновационных проектов. Он умеет определять приоритеты, привлекать необходимые финансовые ресурсы, внедрять результаты НИОКР в реальные производственные процессы. Помимо этого крупные компании работают зачастую в разных отраслях, а значит, отслеживают технологические связи между ними и видят перспективные варианты диверсификации.
BG: Какие направления сотрудничества между крупным бизнесом и средними, малыми компаниями являются перспективными?
В. Е.: На мой взгляд, это технологии глубокой переработки природных ресурсов, фармацевтика, материаловедение, борьба с компьютерными вирусами и пищевая промышленность.
BG: Ваша компания не скрывает амбициозных планов стать лидером в высокотехнологичных отраслях российской экономики. Какие долгосрочные инновационные проекты будут этому способствовать?
В. Е.: Наши усилия в сфере инноваций — пример того, как компания крупного бизнеса может быть локомотивом в создании экономических кластеров. Инновационная инфраструктура АФК "Система" — это технопарки в Зеленограде, Дубне и Сарове, инновационно-технологические центры (в том числе на базе МГТУ имени Баумана), венчурный фонд. Сегодня мы ведем успешную инновационную деятельность в микроэлектронике, радиотехнике, спутниковом и медицинском приборостроении, информационных технологиях, системах автоматизированного проектирования. Мы планируем инновационные проекты, которые можно будет капитализировать в компаниях корпорации в течение трех-пяти и более лет. В одном только Сарове предполагается освоить около ста инновационных продуктовых линий с оборотом около $100 млн. В основном это проекты ВПК и новых программных продуктов. Кстати, вы знаете, что множество компьютерных игр компании Intel созданы программистами из Сарова? Почему? Потому что у Intel есть рынки сбыта. Но сегодня российский бизнес подрос и может за рынки побороться. А для этого нужно не только иметь свои уникальные разработки, но и уметь их коммерциализировать.
Три города, в которых функционируют высокотехнологичные подразделения АФК,— Дубна, Зеленоград и Томск — уже получили право организовать на своей территории технико-внедренческие зоны. До 2008 года к ним должен присоединиться Саров. В Дубне складываются абсолютно уникальные условия для инновационной деятельности. Обладая статусом наукограда, город имеет на своей территории технопарк, а теперь еще и технико-внедренческую зону.
BG: Какие сектора экономики, на ваш взгляд, являются наиболее и наименее привлекательными для инновационного капитала? Куда нужно вкладывать деньги?
В. Е.: Деньги нужно вкладывать в людей. То есть туда, где есть лидеры, готовые за инвестиции отвечать. Мы никогда не вложим средства даже в проекты, кажущиеся очень привлекательными, если не увидим команду грамотных управленцев с хорошей репутацией на рынке, способную решать неординарные задачи. А если проект есть, а правильных людей за ним нет, лучше воздержаться от инвестиционных рисков.
Весь наш бизнес строится на квалификации и мотивации людей. Есть отрасли (например, добыча природных ресурсов), где цена конечного продукта складывается из огромной доли сырья и небольшой доли человеческого труда. А есть бизнес, где основная часть стоимости — это стоимость интеллекта.
На базе МГУ мы создаем факультет инновационного менеджмента. После многоступенчатого отбора уже этой осенью приступят к занятиям 25 молодых сотрудников нашей компании. Их преподавателями будут не только лучшие представители академической отечественной науки, но и мировые гуру в области экономики инноваций.
BG: Существует ли джентльменское соглашение с вашими конкурентами по разграничению сфер влияния в применении инноваций? Было бы разумно, если бы, например, ваша компания работала в IT, а ваши соперники специализировались на биотехнологиях.
В. Е.: Природа бизнеса такова, что стратегические соглашения невозможны в принципе. Временные, тактические — да, пожалуй. Если бы стратегические договоренности были возможны, исчезла бы конкуренция. А это для бизнеса смерть. Любая монополия расслабляет: не нужно бороться за снижение издержек, за лучшие кадры, за новые рынки. А нет борьбы, нет и стремления к лучшему.