Художественный руководитель и главный режиссер оперной труппы Театра имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко АЛЕКСАНДР ТИТЕЛЬ рассказал об оперных планах на сезон ВАРЕ Ъ-ТУРОВОЙ.
— Похоже, вы планируете стать главным театром страны: вокруг театры косяками закрываются, а у вас, наоборот, открытие, такие пространства огромные, красоты...
— Главное, чтобы все это нормально работало. Если где-то в интерьере будет стеночка кривая — ладно, но на сцене, со всей машинерией, плунжерами, кругом, светом, все должно быть прецизно, то есть идеально точно. Это может обеспечить нам десятилетия нормальной работы либо, в противном случае, десятилетия мучений.
— В связи с увеличением пространства насколько разрастется репертуар?
— Главное, чтобы вы понимали — мы же не просто чего-то там себе хапнули. Мы выстроили картину жизни оперного, балетного театра Москвы XXI века с учетом того, что мы должны быть частью общеевропейского рынка и искусства. Мы учитывали и наши традиции, приоритеты. Мы представляем себе театр как репертуарный, в том виде, в котором его выстраивали основоположники, и в том, в котором оперный театр существует в самой оперной стране мира — Германии. Помимо собственной труппы, театр должен иметь контакт с приглашенными солистами, пусть не частый, а точечный. Помимо этого, театр должен иметь возможность делать спектакли, не рассчитанные на десятилетия беспечной жизни.
— Какие, например?
— Вкусы оперной публики очень консервативны, есть 10-15 мировых шлягеров, а в России этот список уже, потому что практически не включает Моцарта и Вагнера и оперу барокко. Хочется ставить спектакли, которые будут идти, к примеру, пять раз в конце сезона и пять в начале следующего, а в случае успеха их можно повторять. Важно сочетать шлягеры и эксперименты. Наступающий сезон в этом смысле будет показательным, он еще не состоялся, но мне уже нравится. Будет два шлягера — "Травиата" и "Евгений Онегин", но в то же время мы поставим оперу "Пеллеас и Мелизанда" Клода Дебюсси, которую у нас очень редко исполняют. Причем дирижировать мы пригласили Марка Минковски (знаменитый французский оперный дирижер.—Ъ).
— Разве у нас есть кому петь импрессионизм?
— Первые четыре раза три главные роли будут петь приглашенные французские солисты, а потом, наверное, повторим в разгар следующего сезона, уже, надеюсь, с нашими певцами. В год планируем выпускать три оперных спектакля. Хотелось бы, чтобы шло больше старинного репертуара.
— Но старую музыку у нас в стране петь некому, в вузах же только Верди с Чайковским все учат...
— Если за это не браться, то никто и не появится никогда. Я, когда слушаю, например, Россини, чувствую, что у меня как будто слух прочищается. Все-таки XIX век злоупотреблял драматическими и мелодраматическими средствами. К тому же на старой музыке невероятно растут молодые певцы. Например, Моцарт для них — это как чернозем.
— Как насчет сотрудничества с вашими коллегами-режиссерами?
— Я уже лет десять назад хотел позвать Люка Бонди и Кристофа Марталера, я практически сговорился с Джоном Дью, чтобы он "Трубадура" ставил, но он не смог, и, может быть, и хорошо, иначе его постановка сорвалась бы из-за пожара. Я хочу привлечь драматических режиссеров, которые испытывают тягу к музыкальному искусству.
— А кто из них испытывает тягу?
— Многие. С Петром Фоменко уже давно кручу роман на эту тему, ему сам Бог велел, он же музыкант по образованию. Но у него все время актриса какая-нибудь или болеет, или рожает, так что пока не получается.