гастроли балет
Программы новых балетов (см. Ъ от 12 и 17 августа) Большой театр прослоил испытанной классикой, уже отрецензированной лондонской критикой и гарантирующей полные сборы. Посмотрев в "Ковент-Гардене" очередную "Дочь фараона", ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА убедилась, что состояние стресса театру полезнее, чем благодушная самоуверенность.
"Дочерью фараона" в постановке Пьера Лакотта, парадным, многолюдным спектаклем, стилизованным под старинную классику, Большой театр в начале августа открыл гастроли в лондонском "Ковент-Гардене". Британские критики отрецензировали балет во всех мыслимых подробностях — с детальным разбором сюжетной вампуки (английский лорд, застигнутый бурей в египетской пустыне, ночует в пирамиде вместе с мумиями и во сне воображает себя возлюбленным юной дочери фараона), хореографии (француза Лакотта то корили за то, что он не обладает "гением Петипа", то поощряли за "массу красивых танцев"), исполнителей (хвалили практически всех, особенно главную звезду Большого — Светлану Захарову). Словом, балет имел отличную кассу и снискал успех, о чем Ъ и сообщил своим читателям (см. номер от 9 августа).
Благополучную "Дочь" Большой выпустил и в середине гастролей между программами своих репертуарных новинок — на случай, если балеты-дебютанты не соберут зал. На обласканном спектакле действительно был аншлаг — даже на "стоячих местах" в бенуаре зрители толпились в два ряда. Принимали балет великолепно: вопреки британской традиции, публика хлопала даже в середине действия и уж непременно — после вариаций. Труппа танцевала раскованно, беспечно, но именно это уверенное самодовольство удивило забредшего на рядовой спектакль рецензента Ъ.
Главную роль опять танцевала Светлана Захарова, и в ее исполнении изощренная партия Аспиччии превратилась в балетный букварь. Еще три года назад, когда только что переманенная в Москву прима Мариинки впервые станцевала этот спектакль, заснятый тогда на DVD, было заметно, что хореограф Лакотт в угоду молодой звезде заметно упростил балеринскую партию. Там, где на премьере 2000 года Нина Ананиашвили с трудом вытаптывала заковыристые па-де-бурре, сучила ножкой в синкопированных батманах и из последних сил наворачивала мелкие двойные ронды, царила тишь и благодать, этих движений не оказалось вовсе. На лондонском спектакле исчезли последние технические каверзы французской хореографии. Балерина в упоении от собственного адажио (благо красота ее ног и великолепный шаг позволяют ей не слишком напрягаться в дуэтах) не утруждала себя и в вариациях. Это все равно как если бы драматический актер, спотыкающийся на шипящих, заменил все слова роли, содержащие непослушные согласные. В исполнении мировой знаменитости многочисленные, изысканные и очень разнообразные вариации Аспиччии выглядели как урок пуантов в четвертом классе балетной школы — ни синкоп, ни смены ритмов, ни эффектных точек-пауз на пуантах. Стало понятно, отчего в одной лондонской рецензии Пьера Лакотта упрекнули в простоте хореографии: эти монотонные упражнения были способны вогнать в сон.
Впрочем, балерина "сама себя высекла" — на ее блеклом фоне ярче засверкали вариации солисток в подводном царстве: резвые пуанты Елены Андриенко (река Нева), легкие прыжки и стремительные ножки Екатерины Шипулиной (река Конго) и упоительная роскошь мелких па Анастасии Яценко (река Гвадалквивир). Все они работали с хореографом со дня постановки и не забыли уроков французской техники.
Из мужчин точность произношения сохранил лишь Ян Годовский в изуверски трудной первой вариации pas de quatre. Новых же исполнителей выдавала помесь французского с нижегородским: Батыр Аннадурдыев скомпрометировал вторую вариацию своей корявостью; Рыбак в исполнении Юрия Баранова чуть не захлебнулся в своих двойных турах в воздухе с выводом ноги с сторону; остолбенелый главный жрец фараона, которому и танцевать-то, в сущности, нечего, словно сбежал из музея мадам Тюссо; а сам фараон в исполнении Алексея Лопаревича приватностью жестов напоминал услужливого Дон Кихота, в роли которого поднаторел артист.
Для всех, кто помнит Николая Цискаридзе в лучшие годы, главным ударом оказалось его исполнение роли Таора. Бог с ними, с большими прыжками, хотя на двойных assembles хотелось зажмуриться из боязни стать свидетелем новой травмы премьера. Но куда-то исчезла прославленная выворотность артиста: пятые позиции из компактного прямоугольника (пятка одной ноги прижата к носку другой) превратились в рыхлые зигзаги, завернутые заноски утратили резкость, и даже вторые позиции (носки в стороны, пятки разведены на расстояние стопы) в несложных, но эффектных echappes были далеки от геометрического совершенства. Впрочем, даже такое качество танца устроило поклонников Николая Цискаридзе: в финале его и Светлану Захарову забросали цветами с ярусов — совсем как в легендарные советские времена.
Убаюканный успехом, кордебалет Большого тоже расслабился: в танце с кроталиями артисты едва склоняли головы вместо того, чтобы сгибаться пополам, в сцене охоты лучи многолюдной "звездочки" извивались змеями, а прекрасные охотницы твердо игнорировали музыку, организованно не попадая в такт. Словом, как говаривал сатирик Жванецкий, чтобы русский человек показал все, на что способен, "большая беда нужна". А в Лондоне главные сражения уже выиграны, так что если "Дочь фараона" и впадет в кому, никто не заметит.