импровизация
В галерее RA киевский художник Эдуард Бельский представил проект "Люди города". Посетители остались в недоумении — если людей на некоторых полотнах господина Бельского им обнаружить удалось, то с городом оказалось намного сложнее.
Выставочный проект "Люди города" объединил около тридцати работ, которые сам Эдуард Бельский уверенно именует портретами. Портрет — не единственный освоенный им жанр, есть еще пейзажи и натюрморты, но их публике не показали. Расстраиваться не стоит: покажут, может быть, когда на картины господина Бельского вдоволь насмотрятся пражане, парижане и берлинцы (сведущие люди уверяют, что именно в этих европейских столицах на полотна художника существует особый спрос). Впрочем, даже если жители культурных столиц не захотят расставаться с творениями кисти Эдуарда Бельского, его соотечественникам не о чем беспокоиться. И портрет, и пейзаж, и натюрморт художник может соорудить за считаные минуты — недаром в кругу знатоков он слывет признанным мастером импровизации.
О выставленных работах трудно сказать, что все это — итог творческих усилий последнего года. То, чем предлагают полюбоваться организаторы выставки, создано в последние месяцы, еще точнее — дни и часы. Портрет Эрнеста Хемингуэя, например, переделывался и дописывался прямо в галерее (может быть, поэтому писатель оказался как-то слишком похожим на Сальвадора Дали). И дело здесь не только в добросовестности — увидел недочеты в своей картине и исправил их в ту самую минуту, когда первые посетители уже входили в зал. Для профессионального импровизатора Эдуарда Бельского в такой спонтанности вся суть искусства. Лучшее, что может сделать художник,— довериться случаю: позволить кисти свободно погулять по холсту, не останавливать потеки краски, не слишком раздумывать над выбором цветов. Сами по себе кисть и краска все равно мудрее самого напряженного умствования. Тому, кто в это верит так искренне, как Эдуард Бельский, несложно жить в гармонии с миром. А то, что сам он эту гармонию ощущает постоянно, каждому сомневающемуся подтвердит центральное полотно — свободная композиция под скромным названием "Ангел Эдик".
Хоть сколько-нибудь узнаваемых персонажей, за исключением не вполне похожего на себя Хемингуэя, на портретах Эдуарда Бельского нет. Есть классические абстрактные полотна, состоящие из вихря точек, линий и цветовых завитков,— если это и портрет, то разве что ангела или грезы. Есть половинки лиц величиной в целый холст, на которых в произвольном порядке разбросаны губы, глаза, носы и ресницы. Есть и просто глаза, слетевшие, как бабочки, с лиц, которым они принадлежали, и приземлившиеся где придется — на одежде, на изогнутой спине, на первом подвернувшемся красочном завитке. Почти всегда эти глаза напоминают стигматы — сочащиеся раны на руках Христа: из ресниц, век, из глазного яблока бегут разноцветные струйки, без которых художник не хочет и не умеет обходиться.
Эдуард Бельский существует как бы на полпути между верой в религиозную природу искусства и готовностью к профанации, между творцами символов (Одилон Редон и Михаил Врубель у каждого полотна вспоминаются сами собой) и изобретателями перформансов. Достаточно увидеть, как он соединяет жирный масляный мазок с игривой вязью туши, какой пользуются чертежники и графики, чтобы понять, что здесь все не так просто. Достаточно всмотреться в какую-нибудь слишком разудалую импровизацию, чтобы поверить, что ничего сложного в этих работах в действительности нет. Дитя стихий, одним словом.