Для прошедшего театрального сезона в Москве было характерно затишье, сглаживание оппозиций между репертуарным театром и антрепризой, между коммерческим и экспериментальным театром. О новой ситуации — РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Совок или свобода прибыли
О провинциальном театре зрители в Москве вспоминают, как правило, один раз в год — во время фестиваля "Золотая маска". Но эксперты национальной премии думают о провинции денно и нощно. Им ведь нужно выбрать для показа в столице хоть что-то, что может создать, по крайней мере, видимость конкуренции, а делать это с каждым годом все тяжелее: если исключить несколько театров, названия которых у всех и без того на слуху (Омская драма, новосибирский "Глобус", абаканские куклы, частный театр Николая Коляды в Екатеринбурге, Камерный театр в Воронеже — хватит пальцев на двух руках, чтобы посчитать все достижения), придется признать, что театральная ситуация на просторах нашей родины весьма печальна. Театр в России мельчает и дичает.
В провинциальных городах государственные театры больше, чем в столицах, зависят от местных властей. Моделей же этих взаимоотношений существует две. Первая из них складывается там, где у власти находится советской закалки крепкий хозяйственник. Такой губернатор театр любит и считает благополучие комедиантов вопросом собственного престижа, он дает деньги на ремонт, лично ходит на премьеры и чиновникам своим велит тоже посещать представления. Как следствие — дирекция страшно боится не потрафить вкусам благодетеля, а вкусы эти, как правило, весьма консервативны: чтобы никаких голых на сцене, никакого мата, чтобы красивые декорации были, музыка погромче и шампанское в буфете.
Вторая модель складывается в вотчинах губернаторов нового типа, президентских назначенцев. Им, как правило, не до театра — они туда не ходят, не интересуются, не помогают, Только посмеиваются за глаза: хотели свободы? — ну вот и выкручивайтесь, причем на общих основаниях. Театры выкручиваются: сдают закоулки сторонним организациям, сцены — московским гастролерам, на своих же сценах ставят в основном завлекательные комедии для кассы. В общем, куда ни кинь, везде клин: либо старомодный патерналистский совок, либо извлечение прибыли. У кого мелкой, дабы свести концы с концами, у кого покрупнее, такой, что и свечной заводик прикупить можно,— уж как получится, но к проблемам театрального искусства это в любом случае не относится.
Откуда не ждали
Затишье царит на эстетическом фронте. Битвы никак не могут начаться. Хотя потребность в них есть — вот выпустил в конце сезона Сергей Женовач "Захудалый род" по Лескову в новорожденной "Студии театрального искусства", так многие критики принялись размахивать этим спектаклем как знаменем победы принципов старого русского театра над новомодными веяниями. Очень кстати тут попался Кирилл Серебренников со своими "Господами Головлевыми". Вроде как и там, и там — русская литературная классика, и там, и там — семейная хроника. Спектакль господина Серебренникова начал сезон, спектакль господина Женовача — завершил, вроде как продемонстрировав движение театра от клиповости, гламура, деконструкции и бог весть в чем там еще обвиняют новую режиссуру к методам умильного "медленного чтения". На самом деле "противостояние" спектаклей — сугубо внешнее, а если вдуматься, так картина душевного опустошения и вымирания рода, нарисованная в обоих спектаклях, у Сергея Женовача оказывается еще более отчаянной и безысходной.
Нет, решительно не выходит ничего с принципиальными творческими спорами. В этой ситуации спектакли вроде "Федра. Золотой колос" Андрея Жолдака выглядят уязвимыми чужаками, сунувшимися со своим уставом в чужой монастырь. Появился вот в Москве театр "Практика" — в кои-то веки родился театр не волею какого-то знаменитого актера, а продюсерской творческой волей, с конкретной программой по развитию новой драматургии и новой режиссуры, созданию действенной альтернативы репертуарным театрам. Но — не услышан, по-настоящему не востребован. Компромиссная концепция "модного андерграунда", новой драмы с буржуазным лоском оказалась невыигрышной.
Новые режиссерские имена появились там, откуда и где не ждали. Владимир Панков был известен прежде всего как композитор. В этом сезоне он поставил два спектакля — "Док.тор" в Театр.doc и "Переход" в Центре драматургии и режиссуры, то есть в местах, креативная энергия которых в последние пару лет вроде бы ослабла,— и показал примеры любопытного синтеза музыки, документальной драмы и пластики, того, чем занимаются многие в Европе и почти никто до сих пор — у нас. Театральный художник Дмитрий Крымов вместе со своими студентами-сценографами поставил несколько спектаклей в "Школе драматического искусства", месте таинственном, закрытом и подчиненном, казалось бы, харизме только одного человека, Анатолия Васильева,— и сразу получился свежий, необычный репертуар, уже целый театр, вернее, театр в театре, свободный от предрассудков, рутины, но и от каких-либо гарантий продолжения своей деятельности.
Пожизненное руководство отменяется
На мой взгляд, вялость сезона связана не с малым количеством выдающихся постановок (а когда шедевров было много?), а с сохраняющейся общей неопределенностью театральной ситуации. Большинство московских театров находится как бы в подвешенном состоянии: и по-старому работать нельзя, и новые правила так никто и не объяснил. Разговоры о пресловутой реформе то затихают, то разгораются, а никто толком не понимает, то ли вот-вот придет несчастье, то ли все самое страшное (контроль внебюджетных фондов казначейством) уже случилось, и можно перевести дух. В конце сезона даже собрали целый театральный форум "Театр — время перемен", но дело ничем не кончилось: написали очередную слезную челобитную царю-батюшке и разошлись восвояси.
Безвременье длится уже давно. Года два назад казалось — перемены назрели. Сейчас — не кажется: неэффективные колымаги бесчисленных репертуарных театров у нас могут громыхать еще сколько угодно, пока не рассыпятся в прах. Но вот в конце прошлого сезона произошло одно интересное назначение: Леонида Трушкина, пионера новой российской антрепризы, всегда ругавшего систему постоянных трупп, поставили руководить столичным Театром на Малой Бронной. Ходят упорные слухи, что Театр имени Вахтангова вот-вот возглавит Валерий Фокин. В свое время он произнес немало гневных слов в адрес умирающих академических трупп. В первом случае назначенец должен потеснить бессменного директора, которым в театральном мире давно детей пугают, во втором — заменить всеми уважаемого, но уже недееспособного худрука. Первый театр — городского подчинения, второй — федерального. Но это лишь подчеркивает, что необходимость перемен висит в воздухе. Видимо, старый принцип, согласно которому все руководители театров должны покидать свои кабинеты только ногами вперед, больше не действует.
Правда, и статус театров не меняется. Ведь энергичный антрепренер, мастер кассовой продукции приходит руководить дотационным учреждением культуры. Накануне закрытия сезона Олег Табаков собрал в МХТ журналистов и сделал заявление, которое не знаю как коллег, но меня лично поразило до глубины души. Сначала худрук отрапортовал о немыслимых сборах театра, а потом поделился заветной мечтой. "Если бы нам вернули здание филиала,— произнес господин Табаков,— и там бы мы зарабатывали столько же, сколько в основном здании, то Художественный театр вышел бы на самоокупаемость". Какая странная задача! Я представил себе директора парижской "Комеди Франсэз" или, скажем, Национального театра Финляндии, который бы стал вдруг грезить о самоокупаемости вверенного ему театра. "Голубчик,— ласково намекнули бы ему где следует,— вы устали, вы не совсем адекватны, театр, которым вы руководите, содержат налогоплательщики. Это добровольная повинность государства, а не площадка для демонстрации успешных бизнес-планов. Занимайтесь искусством — или ступайте себе на бульвар".