премьера опера
Перебирая все моцартовские оперы до единой, нынешний Зальцбургский фестиваль, естественно, не мог не уделить особое внимание "Волшебной флейте". Поданный как премьерная постановка, спектакль идет на сцене Большого фестивального зала (это главная оперная площадка Зальцбурга до появления в этом году "Дома для Моцарта"); занят в нем внушительный состав (Зарастро поет знаменитый немецкий бас Рене Папе), а дирижирует Риккардо Мути. При этом режиссуру нынешней "Флейты" поручили британцу Пьеру Ауди, сделавшему из искрометной и красноречивой оперы зрелище яркое, но на редкость спокойное. Рассказывает СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Вообще-то говоря, новую постановку "Флейты" в этом году делать не планировали. В рамках юбилейного проекта "Моцарт 22" оперу предполагалось представить в прошлогодней постановке Грэма Вика, а единственной большой премьерой этого лета оставить "Свадьбу Фигаро". Однако интендант фестиваля Петер Ружичка спектаклем Грэма Вика остался крайне недоволен, и поэтому пришлось оперативно готовить-таки премьеру новой версии "Флейты".
Разумеется, могли быть самые разные основания для того, чтобы выбрать в качестве постановщика именно Пьера Ауди, но сильно сдается, что причины были чисто организационные. Ибо несколько лет назад этот именитый британский режиссер ливанского происхождения ставил "Волшебную флейту" в Нидерландской опере (где с 1988-го состоит артистическим директором). Более того, именно этот спектакль (в части режиссуры и особенно сценографии), по существу, и перенесли в Зальцбург, назвав его "новой постановкой" и ни словом не обмолвившись о его амстердамском прошлом.
Не самый благородный факт, но конечное качество зальцбургской "Флейты" его, пожалуй, и оправдывает. В первую очередь все-таки качество музыкальное. Венские филармоники под управлением Риккардо Мути показали несколько другого Моцарта, чем в "Фигаро", когда дирижировал ими Николаус Арнонкур; игра их была менее интровертированной, подчеркнуто сочной, пружинистой, наэлектризованной. Плюс в основном первоклассное пение главных солистов.
Состав нынешней "Флейты" украшает и свежий, лучистый сопрановый тембр австрийки Гении Кюмайер (Памина), и царственный бас вкупе с непогрешимым вкусом Рене Папе (Зарастро), и акробатическая техника Дианы Дамрау (Царица ночи), и роскошный баритон Кристиана Герхаэра (Папагено). Жаль только, что Тамино доверили не Михаэлю Шаде, как в прошлый раз, а американскому тенору Полу Гроувзу: приятнейшими красками своего голоса он пользовался с какой-то растерянностью и небрежностью, да и интонировал небезошибочно.
Нельзя сказать, что их актерские работы оказались столь же впечатляющими. В этой постановке, увы, актерским работам вообще уделяется не так много внимания; это в большей степени спектакль общих планов (и довольно статичных при этом), чем мелких подробностей. В этом смысле постановка воспринимается скорее как традиционная и предсказуемая, хотя в это поначалу сложно поверить, зная, что оформлял спектакль умерший в этом году авторитетный голландский художник-экспрессионист Карел Аппель, один из основателей художественной группы CoBrA. В начале оперы на сцене громоздятся с нарочитой грубостью вылепленные горы (ни дать ни взять заснеженные Альпы), позже периодически появляются примитивно обобщенные исполинские фигуры зверей и неведомых существ, раскрашенные с какой-то не то детской, не то хтонической агрессивностью. Но в общей визуальной картине спектакля они оттесняются на периферию; пространство спектакля разреженно, и на первый план выходит скорее драматургия постепенно сменяющихся цветов, в которой ничего неожиданного в общем-то нет,— от преобладания темноты в начале через разноцветный зиккурат "храма Изиды" к финальному триумфальному аккорду багряного с золотым.
Сама режиссура это пространство наполняет довольно величавыми, ровными мизансценами, которые вполне сочетаются с костюмами персонажей, созданными Йорге Яра. Жрецы — в каких-то торжественных тогах, рабы мавра Моностатоса — в фантазийно-экзотических нарядах, три Дамы и Царица ночи — в платьях с кринолинами и так далее. Неожиданной оказалась разве что сцена перед испытаниями Тамино, где жрецы вышли одетыми под японских самураев — и при этом с горящими головами (горящими буквально; затрудняюсь объяснить, как это возможно технически). Любовь к открытому огню на сцене Пьер Ауди вообще демонстрирует то и дело: например, неожиданно вспыхивают жертвенные огни на храмовом зиккурате, а во время испытаний Тамино и Памины прямо из сцены начинают бить натуральные фонтаны воды, каким-то образом перемешанные опять же с языками пламени.
В общем, спектакль вышел эффектным, но спокойным и предсказуемым; ничего провокационного и спорного в нем нет, однако нет и ничего намекающего на дерзость и интенсивность мысли — вразрез с обыкновениями Зальцбургского фестиваля, принятыми и при Жераре Мортье, и при Петере Ружичке. Видимо, это стоит списать на обстоятельства, при которых эта постановка оказалась в фестивальной программе. Но насчет того, останутся ли незыблемыми фестивальные стандарты, действительно стоит призадуматься: господин Ружичка интендантом работает последний год, и преемник его пока не определен. В любом случае перед будущим интендантом стоит сложный выбор: продолжать ли афорфную политику предшественника или, смиренно приняв адресуемые Зальцбургу упреки в показном радикализме, прикрывающем пустоватую глянцевость фестивальной индустрии, предпринять какие-то реформы. Пожалуй, для того, чтобы закончить очередную страницу истории фестиваля, и не найдешь более красивой и пышной виньетки, чем нынешние беспрецедентные моцартовские торжества.