В ночь с субботы на воскресенье на 65-м году жизни умер от рака швейцарский режиссер Даниэль Шмид. Автор 16 фильмов и 6 оперных постановок, он долгое время считался досадным исключением из европейского авторского мейнстрима и только в 1999 году, сняв последний фильм "Березина, или Последние дни Швейцарии" (Beresina oder Die letzten tage den Schweiz), удостоился "Золотого леопарда" Локарнского фестиваля за вклад в киноискусство.
Даниэль Шмид — режиссер не только швейцарский, но прежде всего европейский. Его фильмы — последний, пусть во многом иронический и маньеристский отголосок Большого Стиля. В них оживают легенды европейской культуры: Гранд-отель, Сара Бернар, первые революционеры-бомбисты, экзотика Африки и Сибири. Сам режиссер произошел из семьи, владевшей роскошными отелями, но его увлекла жизнь богемы. Приехав несколько раз в Россию, он убедился в том, о чем догадывался и раньше: европейская культура немыслима без русской. Свою кошку, купленную на птичьем рынке в Москве, он назвал Антон Чехов.
Даниэль Шмид мог бы попасть в воображаемую "книгу рекордов" советской пропаганды. Поставив всего лишь третий свой фильм, он удостоился разгромной статьи в "Литературной газете". Выговор был озаглавлен: "Тени грязных ангелов". Речь шла о "Тенях ангелов" (Schatten der engel, 1976), поставленных по просьбе и сценарию друга режиссера Райнера Вернера Фассбиндера: с ним Шмид подружился в Западном Берлине, куда в 19 лет приехал изучать литературу. Шишки, посыпавшиеся на Шмида, конечно, предназначались самому Фассбиндеру, презиравшему стереотипы массового сознания и представления о хорошем вкусе.
В начале 1970-х годов в Европе признавали за настоящее кино только то, что было максимально "достоверно", свободно от условностей, без которых в общем-то кино существовать не может. А Шмид использовал эти условности с особым цинизмом. Театральное освещение. Замедленные движения, как в театре кабуки, которому вкупе с вырождающейся культурой гейш Шмид посвятит документальный фильм "Расписное лицо" (Das Geschriebene gesicht, 1995). Наглый монтаж. Любовь к китчу. Даже в Париже в те годы такая эстетика вряд ли сошла бы ему с рук. Что уж говорить об аккуратной Швейцарии, которую Шмид как истинный патриот, судя по всему, яростно презирал.
Все это ставили ему в вину уже за фильм "Сегодня вечером или никогда" (Heute nacht oder nie, 1972), хотя по содержанию это была вполне прогрессистская притча о власти. По якобы существующей в Чехии традиции хозяева и слуги на одну ночь менялись местами, чтобы наутро порядок вещей возрождался еще более незыблемый, чем прежде. Словно дразня своих недоброжелателей, Шмид снимал все более и более мелодраматические фильмы, на грани пародии: в любви к мелодраме он был духовным братом Фассбиндера. "Голубка" (La Paloma, 1974): душераздирающая любовь графа Изидора к певичке Виоле на фоне головокружительно снятого кабаре. "Виоланта" (Violanta, 1977): тайна инцеста, призраки, являющиеся в грозу, отравленный кубок вина. "Геката" (Hecate, 1982): болезненная страсть дипломата, во имя которой он приносит в жертву карьеру и оказывается в фантастической Сибири.
Русские мотивы неожиданно стали определяющими в "Березине", самом простом и самом смешном из всех его фильмов. Ирина, русская "девушка по вызову", обслуживая сенильных швейцарских генералов и самовлюбленных финансистов, неожиданно провоцировала в самой благополучной стране Европы военный переворот, который давным-давно подготовили, но позабыли.
Шмид любил Локарно, его антикварные магазинчики и его великолепный в своей меланхолии Гранд-отель. Символично, что он закрылся именно в этом году, когда не стало Даниэля Шмида. Гранд-отель стоит заколоченный, с пьяцца Гранде доносятся оперные арии из фильма Шмида "Поцелуй Тоски", которым поминают уходящую натуру Большого Стиля.