No comment Financial Times
Это было ужасно. В анналах позорных и пустых балетных постановок "Золотой век" Шостаковича, которым в конце прошлой недели завершилось лишенное вдохновения выступление Мариинского балета в рамках проекта "Шостакович на сцене", по праву займет место рядом с ужасной модернизацией "Ромео" Большого театра и убийственно тупой постановкой "Калигула" Парижской оперы в списке "Ужасных театральных вечеров".
"Золотой век", представляется мне, был сделан Валерием Гергиевым на скорую руку, чтобы успеть к празднованию столетия со дня рождения Шостаковича. Спектакль поставлен (не стоит воспринимать этот глагол серьезно) Ноа Гербером, последнее время работавшим с труппой Форсайта, и представляет собой новый взгляд на первый балет композитора, написанный в 1930 году и рассказывающий о советской футбольной команде, искушаемой соблазнами некоего капиталистического города. Двадцать лет назад Юрий Григорович создал блестящую адаптацию, которая прекрасно смотрелась бы на этом фестивале, в отличие от той деградации Шостаковича, которую нам представили.
В пятницу вечером я смотрел напыщенную постановку, которая "перемещается во времени между 1930 годом и нашими днями", представляя герметичный и мрачный сюжет, громыхающие и слишком активные декорации, проекцию изображений и фильм. Казалось, на все это потратили столько средств, сколько хватило бы на оборудование небольшой больницы. Я наблюдал за танцорами Мариинского театра и восхищался тем, как они танцуют: чистота, элегантность, неутомимая изобретательность, красноречие в каждом движении,— и мне хотелось кричать: "Бегите ради спасения ваших творческих жизней; эта штука опасна!" Но нет, они танцевали просто ангельски, буквально насаживая себя на кол действия, которое было совершенно некоммуникабельно, грубо сработано и прибито гвоздями к партитуре, как линолеум.
Чудесная Дарья Павленко была главной героиней. Очень интересный Михаил Лобухин был главным героем, а пара других звезд труппы — Габриела Комлева и Сергей Бережной — изображали главных героев, но в более позднем возрасте. Мужская часть труппы с изяществом Аполлонов изображала две футбольные команды. Музыку Шостаковича превосходно исполнял оркестр Мариинского театра под управлением Тугана Сохиева.
Может быть, идея заключалась в том, чтобы израсходовать всю имевшуюся музыку в финальной сцене, убрав из нее хореографию (не сказать чтобы ее было уж так много до этого), чтобы вышло так: оркестр играет, а на нас, улыбаясь, смотрит с фотографии молодой Шостакович и, подобно Чеширскому коту, постепенно исчезает из виду? На моей памяти не много таких представлений, в которых талант используется с такой чудовищной безалаберностью. Это тот случай, когда алхимический процесс пошел вспять — "Золотой век" превратился в "Свинцовый век". Бедные танцоры. Бедный Шостакович.