инициатива музеи
Завтра в старом здании Музея личных коллекций откроется новый отдел ГМИИ имени Пушкина — Галерея искусства стран Европы и Америки XIX-XX веков. Лучшей части собрания ГМИИ — французам, от импрессионистов до Пикассо, из коллекций Сергея Щукина и Ивана Морозова — не случайно предоставляется автономия. Директор ГМИИ Ирина Антонова заявляет, что вторая половина коллекций Щукина и Морозова, переданная в Эрмитаж в 1948 году, должна вернуться из Петербурга в Москву и воссоединиться с первой под крышей нового филиала ГМИИ. Комментирует АННА ТОЛСТОВА.
Еще Владимир Ильич Ленин говорил: "Искусство принадлежит народу". Под этим лозунгом как раз и национализировали собрания Щукина, Морозова и других коллекционеров — и их наследники вряд ли с таким лозунгом согласны. Однако для остальной, большей части человечества ленинская мысль справедлива, и воплощением ее справедливости является музей. Директор ГМИИ Ирина Антонова понимает ленинский тезис избирательно: она давно требует, чтобы искусство, собранное московскими коллекционерами, принадлежало в первую очередь москвичам и московскому музею, то есть ГМИИ. Обосновываются эти претензии тем, что пришло время исправить идеологические ошибки сталинизма. Коллекции Щукина и Морозова возникли в Москве, на них вырос московский авангард, а после революции на основе этих национализированных коллекций в столице возник чуть ли не первый музей современного искусства в мире — Государственный музей нового западного искусства (ГМНЗИ). В 1948 году ГМНЗИ закрыли за буржуазность на волне борьбы с космополитизмом, коллекции поделили между Эрмитажем и ГМИИ — и в Ленинград уехали московские импрессионисты, Матиссы и Пикассо.
Это был, кажется, редкий случай, когда из Москвы вывозились настоящие шедевры. Обычно вывоз шедевров шел в обратном направлении: так, в 20-30-е годы из Эрмитажа в ГМИИ передали более 500 полотен старых мастеров, в том числе Рембрандта, Рубенса, Ван Дейка, Пуссена, Мурильо,— тогда на основе цветаевского музея слепков хотели создать достойный Москвы большой столичный музей. Однако нового Лувра не получилось. Ведь такие музеи создаются не указами, а столетиями просвещенного меценатства, собирательства или на худой конец грабежами наполеоновских размеров. Разграбление Эрмитажа все же прекратили и половиной собраний ГМНЗИ частично компенсировали его потери. Впрочем, об исправлении другой ошибки сталинизма — разделе эрмитажных коллекций — руководство ГМИИ и слышать не хочет.
Хочется верить, что время сталинских указов сверху о разделах музеев прошло и никому не придет в голову переделить коллекции Эрмитажа и ГМИИ заново. И не только потому, что вещи, перемещенные из одного музея в другой более полувека назад, прижились на новых местах и стали частью новых образов ГМИИ и Эрмитажа. Но и потому что как только кто-то начинает требовать реституции (а заявления Ирины Антоновой можно расценивать именно так), в музеях начинают прятать спорные вещи. Это касается проблемы реституции вообще. Наши музеи не спешат предъявлять публике так называемое трофейное искусство, американские — всячески затягивают проверку происхождения своих экспонатов: не дай бог, среди них обнаружатся вещи жертв холокоста или находки черных археологов.
Отношения Эрмитажа и ГМИИ в последние годы сильно испортились. Оба музея уже давно не радуют посетителей большими совместными выставками, на которых можно увидеть целиком некогда разделенные коллекции французского искусства. Доходит до абсурда: даже выставки памяти Лидии Делекторской, последней музы Анри Матисса, поровну поделившей свое собрание матиссовской графики между двумя музеями, ГМИИ и Эрмитаж делали по отдельности. В итоге обе они вышли беднее, чем могла бы быть одна совместная. В новой галерее ГМИИ планирует делать долгосрочные временные экспозиции современного искусства из собраний других музеев. Будет очень обидно, если щукинско-морозовских французов из Эрмитажа москвичи больше не увидят.