Директор Эрмитажа МИХАИЛ ПИОТРОВСКИЙ прокомментировал КИРЕ Ъ-ДОЛИНИНОЙ инициативы ГМИИ имени Пушкина по воссозданию в Москве Музея нового западного искусства, закрытого в 1948 году.
— Какова была ваша реакция на заявление госпожи Антоновой о том, что в связи с открытием Галереи искусства XIX-XX веков Эрмитаж должен отдать в Москву вещи из коллекции Щукина и Морозова?
— Прежде всего я поздравляю сотрудников музея с открытием галереи. Давно пора было отделить слепки от искусства, и этот проект соответствует новейшим музейным тенденциям. В наших планах развития тоже предусмотрено превращение Главного штаба в музей искусства XIX-XX веков. Я с малых лет восхищался Ириной Александровной как директором ГМИИ имени Пушкина и никогда не позволял себе комментировать что-то из сказанного ею, но, к сожалению, эти последние заявления нарушают музейную этику и заставляют меня высказаться. Дело в том, что все серьезные музеи мира уже многократно заявляли, что то, что на сегодняшний день находится в музеях, не может быть перекроено. У нас сложившаяся музейная история — такая, какая есть. И переписывать ее, добавлять к и без того многочисленным искам со стороны частных лиц вопросы о возврате вещей по географическому принципу — неприемлемо. По логике подобных запросов Лувр должен отдать вещи в Италию, Стокгольм — в Прагу, все греческие вещи должны вернуться в Грецию, все египетские — в Египет. Это несерьезно.
Что касается отношений Эрмитажа с Музеем Пушкина, то мне казалось, что на официальном, коллегиальном уровне вопрос давно решен. Ведь речь идет о распределении музейного фонда Российской Федерации после революции. Революция привела к разорению очень многих музеев, в том числе и Эрмитажа. Мы любим говорить, что из Эрмитажа многое было продано за границу, но почему-то стесняемся говорить о том, что громадное количество ценнейших вещей из Эрмитажа передали в музеи России. В этом переделе была своя логика, во многих городах не было своих коллекций старого европейского искусства: в Воронеже, Саратове, Краснодаре... И в Москве тоже не было: существовал очень жесткий план, как создать в Москве Большой музей. Так, коллекции Эрмитажа, во время первой мировой войны эвакуированные в Москву, по требованию госпожи Троцкой, которая тогда руководила искусством, долгое время задерживались в новой столице. Понадобилось несколько лет, чтобы добиться постановления Совнаркома о возврате вещей в Эрмитаж. Идея ясна: раз в Москве столица, то там и должны быть все главные коллекции. Напомню, что "коронные" драгоценности так и остались после эвакуации в Москве.
Вот тогда-то (в 20-е годы) и были переданы громадные сокровища из Эрмитажа в Москву. Список внушительный, около 200 картин только первого ряда: два Буше, два Ватто, три Пуссена, Давид, Энгр, шесть Рубенсов, шесть Рембрандтов, четыре Ван Дейка, два Мурильо, Тициан, Веронезе, ван Остаде, Белотто... Мы специально никогда не занимались историей этих передач, очень больно: и что отдали, и что так грубо раздирали коллекцию. Ведь "отборщиками" руководили безумные с профессиональной точки зрения идеи, как у Булгакова, "все поделить". То есть брались парные (!) вещи (например, портреты Мурильо или пейзажи Пуссена) и делились пополам. Резали по-живому. У переданных в Москву вещей потом были разные судьбы: что-то вроде "Венеры перед зеркалом" Тициана из Москвы было продано на Запад, но большая часть осталась в столице. Тот музей, который сейчас называется ГМИИ имени Пушкина, из Музея слепков Ивана Цветаева стал "музеем с искусством" только благодаря передачам из Эрмитажа, а потом и разорению Музея нового западного искусства (ГМНЗИ). Я не знаю, кто лучший художник — Матисс или Рембрандт, тут я бы поспорил. Но передачей части ГМНЗИ нам пытались компенсировать совершенно определенные потери. Это и оформлялось как обмен. Мы квиты.
— Насколько правомерна идея Ирины Антоновой воссоздать под крылом Музея личных коллекций ГМНЗИ? Ведь речь идет о музее, никогда с ГМИИ не ассоциировавшимся?
— Можно воссоздать любой музей, любую галерею в качестве временной выставки — так очень часто делается в мире. Мы воссоздавали Музей Штиглица, коллекции Кушелева-Безбородко, Семенова-Тян-Шанского, несколько раз вместе с Музеем Пушкина для разных выставок мы воссоздавали и коллекции Щукина и Морозова. В Эрмитаже уже более пяти лет существует галерея памяти Щукина и Морозова — в Главном штабе, где мы выставили Мориса Дени и Пьера Боннара из особняка Морозова. Но воссоздавать сейчас ГМНЗИ как постоянный мне кажется странным. Это примерно то же, что восстанавливать храм Христа Спасителя. Да, это был потрясающий музей, первый музей нового искусства в мире, это наш серьезнейший вклад в историю современного искусства. Но сегодня "новое искусство" — это совсем другое. А исторически гораздо важнее было значение не ГМНЗИ, а коллекций Щукина и Морозова по отдельности: они были авторскими, несли на себе следы индивидуальности коллекционеров. ГМНЗИ объединил их: собрали шедевры, получилось здорово, но исторической ценности аутентичного собрания в нем не было. Исходя из этой логики не менее значительными явлениями в истории русского искусства стали уже разъединенные коллекции: "третий этаж Эрмитажа" и "Пикассо в Музее Пушкина" — это уже самостоятельные культурные явления, имеющие чрезвычайное значение для нескольких поколений наших соотечественников.
Да, ликвидировать ГМНЗИ было все равно что резать по-живому. Но для этого музея была и иная альтернатива — продажа всего за границу. Слава богу, что цены, которые запросили советские власти за эти коллекции у Альфреда Барнса, были для него высоки. А так они остались в России, и мы можем их видеть. Мы прекрасно знаем, что произошло с коллекциями, которые удалось вывезти,— все они распались. Интересно, что у внука Щукина Андре-Марка Делок-Фурко, который вечно с нами судится, была другая идея — воссоединить коллекции по отдельности: собрание Щукина перевезти в Петербург, а Морозова — в Москву. Это тоже вариант, если заботиться об исторической справедливости. Тогда заказанного Морозовым Мориса Дени надо везти в особняк Морозова на Пречистенку. При чем здесь ГМИИ?
— Подобный демарш сильно испортит отношения между Эрмитажем и ГМИИ имени Пушкина? И так ведь они не были безоблачными?
— Испортил. Теперь выставки, подобные прежним, собирающим воедино коллекции Щукина и Морозова, невозможны: мы ничего не дадим. Но проблема не в самой идее, ее можно было 100 раз обсуждать в музейных кругах. Дело в том, что нарушена коллегиальность. И это тогда, когда все российские музеи находятся в сложнейшем положении. Над нами все время висит угроза гибели малых музеев, угроза отъема из госсобственности памятников культуры. И когда в этой атмосфере претензии предъявляют не потомки владельцев, не какие-то финансовые органы, а коллеги, этого я не понимаю.