Званые кости

Званые кости

        330 лет назад, в 1676 году, английский священник Плот нашел окаменевшую кость некоего исполинского существа, которое назвал "гигантом". Между этим первым задокументированным случаем обнаружения костей динозавра и появлением науки о вымерших животных и растениях прошло много времени. Однако палеонтология оказалась одной из немногих наук, которой быстро удалось привлечь к себе внимание общественности и немалые финансовые средства и превратиться в настоящую золотую жилу для предпринимателей и кинематографистов.

Большинство наук приносят человечеству более или менее заметную пользу, но далеко не все науки оказываются справедливо вознаграждены. Часто случается, что ученые, чьи открытия приносят огромную выгоду человеческому роду, получают меньше, чем того заслуживают. Тем больше оснований жаловаться у представителей наук, не имеющих прямой практической пользы, вроде истории, философии или литературоведения. Но бывают и исключения. Не так-то легко решить, какую пользу приносят знания о внешнем виде и повадках динозавров, вымерших миллионы лет назад, и все же палеонтология уже вторую сотню лет остается одной из самых востребованных и самых хорошо финансируемых научных дисциплин. Между тем секрет успеха науки о древних окаменелостях достаточно прост: палеонтология с первых лет своего существования действует в тандеме с индустрией развлечений, что помогает ученым оставаться на плаву, а представителям этой индустрии зарабатывать немалые деньги.
       Кости ископаемых животных оказывались в руках ученых задолго до появления палеонтологии, однако, пока собирательство окаменелых диковин не превратилось в хобби для богатых, ни о каком научном анализе находок не могло быть и речи. Так, живший в первой половине XVIII века швейцарский ученый Иоганн Якоб Шейхцер, заполучив скелет доисторической гигантской саламандры, заявил, что перед ним останки "несчастного грешника", изуродованного в ходе Всемирного потопа. Если бы ученый знал о других подобных находках, его мнение, вероятно, было бы иным, но в те времена древние кости никого не интересовали, а все случайные находки просто выбрасывались. Положение изменилось в начале XIX века, когда среди любивших чудачества английских джентльменов вошло в моду собирать занимательные древности. Тогда же возникла первая форма околопалеонтологического заработка — торговля костями вымерших животных. Спрос породил предложение, и вскоре в Англии появилась небольшая группа профессиональных сборщиков древних окаменелостей. Например, семья Эннинг, проживавшая на южном побережье Англии, зарабатывала на хлеб тем, что собирала окаменелости мезозойской эры, которые можно было в изобилии найти на берегу. Начало промыслу положил глава семейства Ричард Эннинг, который, будучи простым ремесленником, всегда был рад подзаработать. Когда же в 1810 году Ричард умер, за дело взялись его вдова и десять детей, среди которых особенно везучей оказалась 11-летняя Мэри, обладавшая талантом находить останки древних животных. Благодаря Мэри семья кое-как сводила концы с концами, продавая найденные кости заезжим туристам, пока в 1821 году юной собирательнице не повезло по-настоящему — девушка обнаружила прекрасно сохранившийся скелет плезиозавра. Эннингам удалось не только выгодно сбыть находку, но и привлечь к себе внимание состоятельных клиентов. Один из богатых собирателей полковник Томас Берч даже сжалился над бедственным положением семьи и, распродав свою коллекцию древностей на аукционе, подарил Эннингам £400, что мгновенно перевело их из состояния полуголодных нищих в разряд обеспеченных подданных британской короны. Но даже несмотря на внезапно свалившееся богатство, Мэри Эннинг не оставила своего ремесла и совершила еще много открытий, откопав ихтиозавра, птерозавра и еще много разнообразных "завров", о которых в ту пору наука могла сказать лишь то, что они долго пролежали в земле.
       Несмотря на финансовый успех семьи Эннинг, большинство ранних палеонтологов скорее тратили деньги, чем их зарабатывали. Например, живший в ту же эпоху английский доктор Гидеон Мантель так увлекся поисками окаменелостей, что вконец забросил медицинскую практику и неминуемо бы обанкротился, если бы мэрия Брайтона не разрешила ему превратить свой дом в музей. Впрочем, ученый-самоучка все-таки разорился, поскольку не мог заставить себя брать плату за осмотр своей коллекции, и в итоге распродал экспонаты за гроши. И все же начало взаимному проникновению науки и развлечений было положено, ведь музеи в те времена были не столько образовательными, сколько развлекательными учреждениями, куда ходили, чтобы посмотреть на экзотические диковины.
       Подлинного успеха и в науке, и в финансах добился другой англичанин — Ричард Оуэн. Именно он изобрел слово "динозавр" (ужасный ящер), которое до сих пор ассоциируется у публики с чем-то увлекательным и интригующим, за что не жалко заплатить деньги. Осознав, что палеонтология немыслима без грамотного паблисити, Оуэн первым соединил ученые изыскания с шоу-бизнесом. Ему же принадлежит честь и другого изобретения — именно Оуэн придумал выставлять на публике муляжи динозавров и брать за это деньги.
       Хотя Оуэн был простым врачом, он умел находить влиятельных покровителей и смог добиться места управляющего анатомической коллекцией в Королевском колледже, где обнаружил большое собрание некаталогизированных ископаемых. Начинающий анатом стал читать лекции о своих находках, которые оказались настолько увлекательными, что послушать их приходили даже далекие от наук члены королевской фамилии. Ученый стал частым гостем при дворе, где умело развлекал великосветскую публику, делясь с нею новейшими достижениями науки. Однажды Оуэн поразил лондонскую аристократию, доказав, что головастики превращаются в лягушек. Благодаря своему умению просто и доходчиво рассказывать о динозаврах Оуэн сумел добиться расположения самой королевы Виктории и ее мужа принца Альберта, которые осыпали его почестями и доходными должностями. Естественно, заручившись такими покровителями, Оуэн быстро подмял под себя руководство естественными науками в Англии и заставил замолчать своих научных критиков, включая куда менее практичного доктора Гидеона Мантеля, причем ему, яростному оппоненту Оуэна, досталось больше других. Однажды невезучий доктор попал под лошадь, из-за чего стал инвалидом и через несколько лет покончил с собой. Оуэн с удовольствием принял участие во вскрытии своего старого врага, извлек его искривленный позвоночник и приобщил трофей к своей коллекции.
       Самым большим успехом Ричарда Оуэна, а также большой победой нарождающейся палеонтологии стала первая Всемирная выставка, открывшаяся в Лондоне в 1851 году. Центральной частью экспозиции был великолепный Хрустальный дворец, построенный из стекла и стали. Оуэн, находившийся в числе организаторов выставки, не преминул украсить залы этого архитектурного чуда гигантскими костями вымерших животных. Кости заинтриговали публику, и Оуэн понял, что на динозаврах можно делать деньги. После закрытия выставки Хрустальный дворец не стали демонтировать, и ученый, оставшийся в числе руководителей проекта, решил использовать пустующие выставочные площади с выгодой для себя и своей науки. Оуэн пригласил к сотрудничеству скульптора Бенджамина Хокинса, который тоже увлекался палеонтологией, и заказал ему скульптуры нескольких ящеров в натуральную величину. Хокинс с увлечением взялся за работу, которая осложнялась лишь одним обстоятельством — никто не знал, как динозавры выглядели на самом деле. Однако Оуэн с готовностью восполнял пробелы в знаниях собственной фантазией. В результате получившиеся монстры больше походили на современных ящериц и лягушек, чем на нынешние реконструкции соответствующих динозавров, но для своего времени модели обладали неоспоримой коммерческой ценностью.
       Наконец, в 1853 году парк вокруг Хрустального дворца был украшен скульптурами игуанодонов и прочей вымершей живности. Задумка Оуэна и Хокинса шла значительно дальше создания скульптурной галереи или музейной экспозиции. Ящеры были размещены на островках специально сооруженного пруда, и Хокинс постарался, чтобы динозавры смотрелись как живые существа, находящиеся в своей среде обитания. Фактически благодаря коммерческой жилке Оуэна и художественному дарованию Хокинса свет увидел первый в мире тематический парк динозавров, появление которого на юге викторианского Лондона возымело тот же эффект, что и появление спилберговского "Парка юрского периода" в начале 1990-х годов. Публика приняла новое развлечение с восторгом, кассы Хрустального дворца и карманы Оуэна наполнились звонкой монетой, а палеонтология из хобби нескольких энтузиастов превратилась в респектабельную и очень популярную в обществе науку. По крайней мере, слово "динозавр" теперь знали все от мала до велика.
       
Тематический парк Оуэна сыграл с самолюбивым ученым злую шутку. Благодаря парку тысячи европейцев убедились в том, что история жизни на Земле плохо согласуется с библейской версией сотворения мира за семь дней. Публике стало очевидно, что когда-то на планете жили совсем другие животные, которые со временем либо вымерли, либо очень измельчали, подобно игуанодонам из парка, удивительно похожим на современных игуан. Поэтому теория эволюции, выдвинутая Чарльзом Дарвином в 1859 году, к великому неудовольствию Оуэна, была встречена публикой с большим энтузиазмом. Теперь лавры главного натуралиста мира безоговорочно отошли к Дарвину. Палеонтология же от этого только выиграла, поскольку теперь ископаемые животные находились в центре общественного внимания. Дело было в том, что дарвиновская теория расходилась со взглядами всех существовавших на тот момент конфессий, и вопрос о происхождении видов становился вопросом политическим.
       Теперь сотни музеев по всей Европе и Америке были готовы платить за новые кости, поскольку тысячи людей готовы были платить за то, чтобы эти кости увидеть.
       На волне интереса к ископаемым животным возник новый вид палеонтологических заработков — сочинение и распространение книг, в которых речь шла о ящерах. Первой такой книгой был вышедший в 1864 году роман Жюля Верна "Путешествие к центру Земли", где описывались динозавры, водившиеся где-то в районе земного ядра. Хотя научного в романе было мало, палеонтология вновь сумела извлечь выгоду из сотрудничества с поп-культурой. Поскольку роман подогрел интерес к динозаврам, число посетителей музеев еще больше выросло, а музейное дело стало еще более выгодным, чем раньше.
       Появились даже люди, стремившиеся разбогатеть на выставочном деле. Одним из первых в нарождавшийся бизнес окунулся все тот же Бенджамин Хокинс. В конце 1860-х годов он приехал завоевывать Нью-Йорк, надеясь соорудить в строившемся тогда Центральном парке Палеозойский музей. Хокинс открыл студию, в которой начал собирать скелеты и макеты динозавров, но повторить лондонский успех ему было не суждено. В дело вмешалась всемогущая ирландская мафия, которая в те годы безнаказанно хозяйничала в Нью-Йорке. На предприимчивого англичанина было оказано давление, и потерявший деньги скульптор был вынужден вернуться в Европу. Что же касается его почти доделанных макетов, то они до сих пор, по преданию, лежат закопанные где-то в Центральном парке Нью-Йорка.
       Однако судьба была жестока далеко не ко всем. Если чужаку было нелегко основать собственный музей на американской земле, то уже существовавшие музеи свободно преумножали свои коллекции, что увеличивало число посетителей, а также число благотворителей, жертвовавших деньги на музейные нужды. Поскольку речь шла о достаточно серьезных деньгах, музеи отчаянно конкурировали друг с другом, порой прибегая к далеко не академическим методам борьбы, благодаря чему американская палеонтология второй половины XIX века пережила период, вошедший в историю под названием "великой костяной войны".
       Участниками "костяной войны" были два музея, собравшие у себя крупнейшие коллекции доисторических древностей,— музей естественной истории Пибоди при Йельском университете и музей при Академии естественных наук Филадельфии. Оба учреждения располагали крупными финансовыми средствами, позволявшими организовывать одну экспедицию за другой, и, самое главное, у обоих музеев были талантливые и амбициозные палеонтологи, готовые раскопать половину Америки, лишь бы насолить друг другу. Во главе музея Пибоди стоял йельский профессор Отниэль Марш, а с музеем филадельфийской академии сотрудничал ветеран многих экспедиций Эдвард Коуп, причем оба ученых мужа питали друг к другу неугасимую ненависть.
       Как это часто бывает, ненависти предшествовала дружба. В начале своей карьеры Коуп и Марш работали вместе и неплохо ладили, пока Марш не высмеял товарища за то, что тот, реконструируя скелет доисторического ящера, перепутал хвост и шею и прикрепил голову с неправильного конца. С тех пор пути ученых разошлись, и каждый, к радости музеев, стоявших за их спинами, решил собрать больше разных окаменелостей, чем соперник. На "костяной войне" были хороши все средства. Так, Марш подкупил рабочих экспедиции Коупа, чтобы они лучшие находки пересылали ему. Коуп принял симметричные меры, и вскоре команды обоих палеонтологов активно засылали друг к другу шпионов, воровали друг у друга находки, устраивали мелкие диверсии на вражеских раскопах и т. п. Качество работы, естественно, страдало, поскольку оба ученых стремились теперь работать на скорую руку, зато количество найденных костей резко возросло. В частности, экспедиции Марша удалось откопать почти целый скелет ящера, который был немедленно окрещен бронтозавром. Когда же был найден еще один бронтозавр — поменьше, Марш объявил его апатозавром, то есть вместо одного открытия вроде бы сделал два (теперь в ходу оба названия). При этом Марш без лишних колебаний приставил своему бронтозавру череп от совершенно другого животного, и ошибка оставалась незамеченной в течение нескольких десятилетий. Но как бы ни вредили науке склоки между учеными, результат был положительный, ведь музеи получали новые экспонаты, а публика валила валом для того, чтобы посмотреть на почти целого бронтозавра-апатозавра.
       
Самым скандальным и интригующим положением теории Дарвина была идея о том, что человек мог иметь дикого предка, родственного обезьянам. К моменту опубликования дарвиновской теории ученые уже были знакомы с останками неандертальца, но на обезьяну неандерталец не слишком походил, а потому на повестку дня встал вопрос о поисках "недостающего звена" — существа, объединяющего черты обезьяны и человека. Университеты охотно финансировали исследования, связанные с "недостающим звеном", поскольку любое подтверждение эволюционной теории выбивало почву из-под ног клерикалов и повышало авторитет науки. К началу ХХ века к финансированию подобных изысканий подключились и частные фонды, ведь многие крупные филантропы стремились идти в ногу со временем. Так, знаменитый фонд Карнеги, основанный в США в 1902 году, уже в 1904 году обзавелся специальным подразделением, занимавшимся финансированием палеонтологических исследований. Позднее подключились и другие филантропы, включая могучий фонд Рокфеллера.
       С приходом в науку больших денег возник новый способ заработать на палеонтологии — выбивание грантов. И снова содружество палеонтологии и поп-культуры дало положительные результаты. В 1912 году английский палеонтолог Чарльз Даусон объявил об открытии останков древнего примата, который вполне мог оказаться тем самым "недостающим звеном", окончательно подтверждающим правоту Дарвина. Ископаемое существо, которое, к огромному удивлению ученых, обладало черепом современного человека и челюстью обезьяны, было прозвано "пилтдаунским человеком" (по месту обнаружения), а также "первым англичанином". Рядом с черепом были обнаружены кости слона, гиппопотама и других животных, нехарактерных для Южной Англии. Несмотря на сдержанную реакцию ученых, публика была в восторге. К тому же раскопки посетил сам создатель Шерлока Холмса Артур Конан Дойль, после беседы с Даусоном написавший роман "Затерянный мир", где ученые обнаруживают плато, заселенное динозаврами. Неизвестно, платил ли Конан Дойль деньги за консультацию, но так или иначе Чарльз Даусон стал первым палеонтологом, консультировавшим автора при создании произведения искусства развлекательной направленности. В дальнейшем благодаря такого рода деятельности не один палеонтолог поправил свое материальное положение.
       Благодаря находке Даусона и талантливой книге Конан Дойля мир охватила новая волна динозавромании. Естественно, Даусон был обласкан всеми возможными грантодателями и стяжал большой научный авторитет. Разоблачение последовало лишь в 1956 году, когда новые методы анализа позволили окончательно установить, что "пилтдаунский человек" был откровенной фальшивкой. Как выяснилось, челюсть "первого англичанина" в действительности принадлежала орангутангу с Суматры, а гиппопотам и слон происходили из Северной Африки. Зубы "недостающего звена" были искусно подпилены, а кости подкрашены особым составом, чтобы придать им более древний вид.
       В том же 1912 году появился еще один способ заработать на динозавромании. Тогда группа газетных карикатуристов из Чикаго совершила автомобильную экскурсию в Нью-Йорк. Среди прочих достопримечательностей художники посетили Американский музей естественной истории, где, разумеется, стояли скелеты динозавров. Тут же в музее графики Уинзор Маккей и Джордж Макманус заключили пари. Маккей обещал "вернуть бронтозавра к жизни" и через несколько месяцев оказался победителем спора.
       Маккей славился тем, что умел очень быстро рисовать, на чем и зарабатывал неплохие деньги. Художник не только снабжал газеты многочисленными комиксами и карикатурами, но и выступал в особом шоу, где, находясь на сцене, принимал заказы от публики и тут же рисовал то, что его просили. Теперь Маккей решил использовать свой талант на ниве зарождающейся анимации.
       Театр-варьете, в котором выступал Маккей, вывесил афишу следующего содержания: "Герти — это сенсация! Она ест, пьет и дышит! Она смеется и плачет. Танцует танго, отвечает на вопросы и выполняет любую команду! И это при том, что она жила за миллионы лет до человека и с тех пор ее никто не видел!" Во время представления Маккей стоял на сцене рядом с экраном, на котором демонстрировался его рисованный мультфильм о забавной бронтозаврихе Герти. По ходу действия Маккей общался со стеснительной Герти, просил ее поднять то одну ногу, то другую, потанцевать и т. п. Когда же Герти справлялась со всеми заданиями, мультипликатор кидал ей за экран тыкву, которую мультяшная динозавриха ловила и с удовольствием поедала. В конце репризы Маккей сам скрывался за экраном и тут же появлялся на экране рядом с Герти в виде персонажа собственного мультфильма. Номер имел оглушительный успех, Маккей заработал неплохие деньги, а мировой кинематограф обогатился новым жанром — фильмами о динозаврах.
       Естественно, дело не ограничилось мультипликацией. В 1917 году в свет вышел первый художественный фильм с участием ящеров "Динозавр и недостающее звено: доисторическая трагедия". В действительности это была не трагедия, а комедия, где пещерные джентльмены по имени Дюк и Стив ухаживали за пещерной красоткой мисс Араминтой Рокфейс. Зато динозавр в кадре действительно был и даже двигался. Создатель фильма Уиллис О`Брайан впервые применил технику покадровой съемки, когда куклу доисторического животного снимали кадр за кадром, постепенно меняя положение ее тела. Благодаря новой технологии О`Брайан стал первым режиссером, специализировавшимся на фильмах о динозаврах, что принесло ему успех, славу и немалые деньги. Его экранизация конандойлевского "Затерянного мира", снятая в 1925 году, имела неплохой коммерческий успех, а фильм 1933 года "Кинг-Конг", где помимо гигантской гориллы фигурировало немало динозавров, стал настоящей сенсацией. С тех пор фильмы с участием динозавров выходили в свет чуть ли не ежегодно. Качество съемок порой было более чем низким, а о научной достоверности можно было и не вспоминать, особенно когда динозавров играли ящерицы из террариума с приклеенными рогами, шипами и спинными пластинами. Однако наука от извращений поп-культуры только выигрывала.
       
После успеха фильмов о динозаврах палеонтологией заинтересовался крупный бизнес. На сей раз речь шла уже не о благотворительности, а о прямом сотрудничестве. В 1930 году, когда успех "Затерянного мира" еще хорошо помнился, американская нефтяная компания Sinclair Oil решила провести ребрэндинг. Рекламный отдел компании обратил внимание на то, что пенсильванские месторождения, где Sinclair добывала свою нефть, сформировались в мезозойскую эру, то есть были современниками динозавров. Поскольку образ динозавра благодаря книгам, фильмам и музеям был уже хорошо раскручен и к тому же воплощал в себе идею силы, неуязвимости и энергии, было решено связать образ компании с древними рептилиями. Компания начала планомерное рекламное наступление по всем фронтам. На страницах 104 газет страны и пяти общенациональных журналов стали появляться бесчисленные статьи о динозаврах. Естественно, написанием этих статей подрабатывало немалое число палеонтологов, но по-настоящему большие вливания в науку были еще впереди. В 1932 году ребрэндинг состоялся. Новым лицом компании Sinclair стал дружелюбный зеленый бронтозавр, и Америка оказалась буквально завалена всевозможной сопутствующей продукцией с динозавровой тематикой. Так, в 1933 году американцы могли посетить экспозицию муляжей доисторических животных, которую компания разместила на Всемирной выставке в Чикаго. А в 1935 году по стране разошлись коллекционные наборы марок с динозаврами, за выпуском которых тоже стояла Sinclair. Более того, для марок с динозаврами были выпущены особые альбомы с динозаврами. Параллельно с подачи нефтяного гиганта были запущены в серию многочисленные игрушки, конструкторы, головоломки, детская одежда и прочая продукция с динозавровой тематикой, ориентированная на детей, поскольку рекламная служба компании справедливо сочла, что лояльность к брэнду у потребителей надо воспитывать сызмальства.
       Серьезная наука тоже не осталась в стороне. Sinclair стала спонсировать многочисленные палеонтологические экспедиции, лекции, симпозиумы и прочие научные мероприятия и даже взяла на полное содержание палеонтолога Барнума Брауна, прославившегося находкой костей тираннозавра. Компания финансировала его многочисленные экспедиции, издавала его книги и пропагандировала его открытия, недаром тираннозавр, более известный современным подросткам как Ти-Рекс, до сих пор остается самым раскрученным представителем доисторической фауны. Сам же Браун наряду с зеленым бронтозавром стал чем-то вроде второй имиджевой фигуры компании. Как и подобает символу, палеонтолог всегда ходил в безупречном костюме с галстуком (даже тогда, когда находился на раскопе), но при этом неизменно появлялся в огромной меховой шубе, наводившей на мысли о Диком Западе.
       В целом от ребрэндинга Sinclair Oil выиграли все: ученые получили неожиданно щедрую финансовую помощь, производители игрушек, марок, детских распашонок и прочих товаров — новые заказы, а сама фирма — узнаваемый брэнд.
       С тех пор динозавры не сходили с экранов, книжных страниц и полок магазинов игрушек. Каждый новый виток кинематографических технологий приносил с собой новые фильмы о доисторических тварях. Так, развитие кибернетики позволило в 1976 году снять новый фильм о Кинг-Конге, где ящеров представляли самодвижущиеся куклы. А благодаря развитию компьютерных технологий Стивен Спилберг снял в 1993 году "Парк юрского периода", где динозавры были частично нарисованы средствами компьютерной графики. Успех был просто феноменальный. При бюджете $63 млн фильм уже в первый уикенд собрал $47 млн, а в дальнейшем сборы от проката едва не превысили миллиард. Естественно, палеонтология по-прежнему оставалась в выигрыше, несмотря на все насилие кинематографистов над исторической правдой. Так, консультант Спилберга Роберт Беккер до сих пор один из самых популярных и востребованных палеонтологов, хотя в фильме велоцирапторы и сделаны крупнее, чем были на самом деле, дабы посильнее напугать публику.
       Сегодня динозавры, утратившие свою природную нишу много миллионов лет назад, прочно удерживают свою нишу в массовом сознании. Их любят все: ученые — за то, что они хорошо подтверждают теорию эволюции; дети — за то, что они большие и страшные; кинематографисты — за то, что люди хотят видеть, как они будут двигаться на экране; бизнесмены — за то, что любой товар, связанный с ними, рано или поздно найдет своего покупателя. А вместе с динозаврами держится на плаву и наука, которая их изучает, хотя практической пользы от нее значительно меньше, чем от смежных геологии и зоологии.
КИРИЛЛ НОВИКОВ