Вчера в Итальянских кабинетах Государственного Эрмитажа открылась в рамках цикла "Шедевры музеев мира в Эрмитаже" выставка "Две картины Андреа Мантеньи из итальянских собраний", посвященная 500-летию со дня смерти выдающегося мастера Раннего Возрождения. В Россию привезли "Спасителя" (1493) из Городского музея Корреджо и "Святое семейство со святыми Елизаветой, Иоанном Крестителем и Захарией" (1504-1506) из капеллы Святого Иоанна Крестителя в базилике Сант-Андреа (Мантуя), где похоронен художник. Рассказывает МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ.
Невольно напрашиваются абсурдные на первый взгляд параллели между выставкой Мантеньи и открывшейся неделю назад экспозицией мэтра нью-йоркской школы абстрактного экспрессионизма Виллема де Кунинга (1904-1997). В обоих случаях представлены поздние работы художников, имеющие мало общего с их творчеством периода расцвета. Оба они в старости смягчились, отказались от радикальных опытов. Выставленные в Эрмитаже работы и де Кунинга, и Мантеньи никак не укладываются в их искусствоведческий "миф".
Джорджо Вазари, автор "Жизнеописаний наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих" эпохи Возрождения, писал о Мантенье: преклонение художника перед античными статуями было так велико, что в его произведениях "видна несколько режущая манера, подчас напоминающая скорее камень, чем живое тело". Но на выставке в Эрмитаже не увидеть ни этой резкой, скульптурной пластики, ни знаменитых ракурсов Мантеньи, некогда смело развернувшего мертвого Христа ступнями к зрителю. Спаситель смотрит на мир печально и несколько брезгливо. Святое семейство выстроено в ряд, как на фризе, но Мантенья гениально и просто разбил чрезмерную статичность композиции: игра взглядов между персонажами, изобретательный ритм их рук придают картине человечность, как и цветущие за их спинами волшебные цветы.
Казалось бы, такое академическое мероприятие, как выставка двух картин Андреа Мантеньи (1431-1506), страстей разжечь не может. Но благодаря Витторио Сгарби, председателю итальянского национального комитета, созданного к 500-летию со дня смерти Мантеньи, пресс-конференция оказалась едва ли не самой горячей из всех проходивших в Эрмитаже. Господин Сгарби честно пытался говорить о творчестве Мантеньи, его преклонении перед древнеримской классикой, его знаменитых ракурсах, но каждый раз заводился не на шутку и возвращался к наболевшему. Возмущало его наличие сволочей-эгоистов среди директоров музеев, которые, как собаки на сене, всеми силами противятся вывозу шедевров живописи за границу.
Даже упоминание надписи на книге в руках Спасителя — "Это Я, не бойтесь" — вернуло господина Сгарби на тропу войны с эгоистами. "Вот и я, — почти закричал он, — этим, с позволения сказать, директорам все время говорю: не бойтесь, ничего с вашими Мантеньями не случится. А они все равно боятся, словно неродные". Очевидно, кто-то из музейной элиты Европы не на шутку насолил господину Сгарби, отказался наотрез поделиться ради юбилейных торжеств "своим" Мантеньей. Судя по всему, этот кто-то сильно просчитался: господин Сгарби не похож на человека, делающего предложения, от которых можно отказываться. А все страхи музейщиков перед рисками, которым шедевры подвергаются во время перелетов и переездов, он опровергает великолепным силлогизмом. Дескать, как можно всерьез говорить о переездах картин. Ведь, по большому счету, и Лувр, и Галерея Уфицци, и Эрмитаж — это один огромный музей. И картины не перелетают, скажем, из Мантуи в Петербург, а как бы просто перемещаются из одного зала этого сверхмузея в другой. Мощный образ, в духе "Вавилонской библиотеки" Борхеса, убедил присутствовавших в том, что итальянский поэтический гений жив и здоров: счастлива страна, в которой чиновники от культуры используют метафоры как аргументы в чисто технических спорах.