ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ
Постимперская самоидентификация
Российский внешнеполитический курс поражает как своей способностью использовать возникающие ситуации, так и неспособностью порождать новые.
Соединенные Штаты и европейские страны активно критикуют шаги, предпринимаемые руководством России. Но эти критические выступления не должны заслонять главного: по сравнению с ельцинским периодом Россия приобрела значительно большую свободу действий на международной арене. Внешняя политика России жизнеспособна хотя бы потому, что обладает свойством постоянно сбивать с толку или приводить в замешательство своих партнеров, которым приходится все время ломать голову над ее интерпретацией.
В ее основе — процесс национальной постимперской самоидентификации, обретаемой страной, в памяти которой еще живы былые отношения с другими государствами. Парадоксальным образом инициативы Владимира Путина могут рассматриваться одновременно и как черты, постоянно присущие российской внешней политике, и как признаки непостоянства, также носящего структурный характер.
Без сомнения, Путину удалось одержать немало побед и постепенно ликвидировать многие ограничения ельцинской эпохи. Однако его долгосрочные планы не внушают доверия, и это порождает зыбкость, которая хотя и расширяет свободу действий, но не облегчает достижения поставленных задач. Президент России проводит свою политику в соответствии с исторической и стратегической традицией, которую можно определить следующим образом: сохранить свободу действий, чтобы никак ею не воспользоваться. На всех уровнях принятия решений Россия стремится сохранить свободу действий, чего бы это ей ни стоило. По мнению Кремля, сохранение свободы действий — это не средство, а цель.
Стратегическое наследие
Не углубляясь в историю российской стратегической культуры, немаловажно определить некоторые ее характерные черты. С XVII века Россия строит свою Великую стратегию на геополитическом фоне, состоящем из трех театров действий: западного (от Балтики до Карпат), южного (от Дуная до гор Персии) и восточного (от Волги до Алтая). Политическое и военное руководство страны стремилось всегда быть готовым выступить одновременно на этих трех направлениях, с тем чтобы осуществлять полное господство над heartland (геополитическое понятие, введенное Хэлфордом Маккиндером и означающее "сердце мира", а именно "север и центр Евразии"). Основополагающий для этого видения мира милитаризм выражается также в синдроме "осажденной крепости" и страхе вторжения, который порожден как воспоминаниями о татаро-монгольском иге, так и попытками вторжения со стороны западных государств, всегда, впрочем, оканчивавшимися их поражением.
Претерпев глубокие идеологические изменения, это видение мира прошло через века и ощущается в сегодняшнем поведении российского руководства. В умах современного политического класса, считающего себя носителем традиций царской и советской эпох, подобный "умственный инструментарий" заслоняет современные задачи самоидентификации и заставляет его осуществлять некий синтез. В поведении Путина также ощущается бремя этого двойного наследия: он хотел бы примирить царскую Россию и СССР, используя в политических целях символы и памятные события. Например, он возрождает советский гимн (декабрь 2000 года) и организует торжественное погребение в Донском монастыре останков белого генерала Антона Деникина (октябрь 2005-го).
Как глобальная (участие в деятельности международных организаций), так и двусторонняя (действия с позиции силы на постсоветском пространстве) политика Кремля исходит из того, что территория России представляет собой стратегический перекресток. В свете этого понятие большой игры, нередко используемое для описания борьбы за влияние в Центральной Азии, неправомерно: поле большой игры, которую ведет Москва,— это не только Центральная Азия, но и вся территория от Балкан до Дальнего Востока.
Однобокое могущество
На самом деле Владимир Путин создает некую систему энергетического сдерживания. Как и ядерное сдерживание, она опирается на свои арсенал, идеологию и ресурс доверия. Этот ресурс доверия обуславливается личным участием главы государства в заключении всех крупных соглашений в энергетической области. Он непосредственно курирует развитие отрасли, иностранные государства могут действовать только через него, гарантиями инвестиций служат не правила рынка или юридический арсенал, а внимание первого лица.
Внешняя политика России весьма уязвима из-за двух факторов, которые обязательно дадут себя знать. Во-первых, создавая систему энергетического сдерживания, Владимир Путин забыл, что основополагающим принципом любой системы сдерживания является неприменение имеющегося оружия. Прибегая — пусть контролируемым и ограниченным образом — к прекращению поставок, Путин уничтожает свой главный козырь. Ведь это может привести к тому, что клиенты найдут обходные пути, еще усугубив однобокий характер российского могущества.
Во-вторых, говоря об исторической преемственности своего курса, хозяин Кремля ставит его в жесткие рамки традиций внешней политики России, но, как ни парадоксально, проявляет удивительное непостоянство и переменчивость в определении долгосрочных целей. Непостоянство проявляется всегда, когда возникает необходимость придать сближению с партнером форму альянса или системной интеграции.
Применяя энергетическое давление, Россия показывает свою силу и добивается уступок. Однако оно идет во вред осуществлению ее планов региональной интеграции. Это один из уроков, которые можно извлечь из газового конфликта между Москвой и Киевом. При более глубоком рассмотрении такая политика выявляет неспособность Москвы разработать и реализовать настоящий проект интеграции, основанный на принципе совместного принятия решений. И это несмотря на наличие благоприятных факторов — таких, как, например, вовлеченность этих стран в российское информационное поле.
Отсутствие жизнеспособных проектов региональной интеграции отражает нежелание принимать долгосрочные обязательства, основанные на взаимном доверии. В этом смысле политика Москвы остается совершенно незрелой. Россия Путина, как капризная барышня-подросток, весьма обидчива, придает большое значение своему внешнему виду (и иногда использует слишком много косметики), заводит многочисленные романы и дуется, когда ее не приглашают за стол вместе со взрослыми. Она считает, что живет полной жизнью, но не задумывается о будущем.
Полный текст статьи будет опубликован в журнале "Россия в глобальной политике".