Победу своей сборной на чемпионате мира отмечала практически вся Италия — футболисты, политики, простые болельщики. И чувства при этом все — и те, кто выходил на поле, и те, кто был на трибуне берлинского стадиона, и те, кто смотрел финал с французами по телевизору в римском баре,— испытывали примерно одинаковые.
"Им должно было воздаться за страдания"
Они танцевали и пели — на поле берлинского Олимпийского стадиона, а потом в раздевалке — еще ровно час после того, как Фабио Гроссо забил пятый пенальти. Эти три десятка человек — 23 футболиста, тренеры, обслуживающий персонал сборной, которые вели себя так, как вел бы себя на их месте кто угодно, кому только что достался Кубок мира. А Марчелло Липпи наконец смог закурить давно припасенную на случай победы сигару. Интересно, верил ли он сам, что она ему пригодится, месяц назад?
Они все, конечно, говорили, что верили. Повторяли в сотый раз, что скандал, угроза дисквалификации, перевода в серию B, даже тюрьмы лишь сплотила их. Но вот Фабио Каннаваро, вспоминая все, что произошло за эти недели, вдруг признался: "Я всегда старался успокоить своих партнеров в трудные моменты. А их в этих семи матчах было много..."
А Липпи рассказывал, что исход этого чемпионата был справедлив хотя бы потому, что таким великим игрокам, как Фабио Каннаваро и Джанлуиджи Буффон — лучшему защитнику и лучшему вратарю чемпионата — непременно должно было воздаться за их страдания. Тренер лучше других знал, чего стоило Буффону, забыв о обвинениях в игре на тотализаторе и наверняка предстоящем вызове в прокуратуру, вытащить "мертвый" удар Зинедина Зидана в овертайме финала. Он лучше других знал, чего стоило Каннаваро забыть о майских публикациях в итальянской прессе, требовавшей лишить его капитанской повязки — якобы за то, что два года назад он, намеренно не выкладываясь в матчах за Inter, ускорил свой переход в Juventus.
На этом стадионе около полуночи нашлось место и другим, помимо веселья и счастья, вещам, но веселье и счастье, разумеется, все равно побеждали.
И Гроссо, обезумевший от счастья, вспоминал, как шел бить свой пенальти. И как путь через эти полполя — от центрального круга до одиннадцатиметровой отметки — показался ему вечностью: "Я успел подумать об очень многих вещах. Но хоть убейте, сейчас уже в памяти все они стерлись. Ничего не осталось".
А Матерацци, которого все хотели спросить, что же он такого сказал Зидану в ключевом, не исключено, эпизоде всего чемпионата, махал, уходя со стадиона, на журналистов рукой: "Чао, чао, рагацци!" И тот эпизод, кажется, был для него уже чем-то совсем далеким. Чем-то, что совершенно не вязалось с атмосферой праздника.
Праздник в итальянской сборной продолжался. Всю ночь. Весь следующий день.
"Битва до последней капли крови"
Когда Марчелло Липпи закуривал свою сигару, Жак Ширак подбирал слова, которые ему, видевшему все, что произошло в финале — блестящую игру французов, хамство Зидана, серию пенальти, надо было сказать в телекамеру. Непростые слова. И он нашел их.
Он сказал, что в понедельник обещанный им прием сборной в Елисейском дворце все равно состоится. Он, президент Франции, на нем попробует утешить игроков: "Они заслужили восхищение и уважение, а результат матча предопределило стечение обстоятельств".
И тему Зидана Жак Ширак не обошел, хотя опытный политик на его месте постарался бы во что бы то ни стало это сделать. Но в ту ночь французский президент был ведь прежде всего не политиком, а болельщиком. И он, наплевав на мнение всех, для кого удар головой в грудь Матерацци перечеркивал все хорошее, сделанное плеймейкером Франции, заявил: "Я не знаю, что там случилось, за что он был наказан. Но я хочу выразить свое глубочайшее уважение игроку, который является настоящим воплощением всех величайших ценностей спорта и лучших человеческих качеств".
И это его заявление было, возможно, самым смелым из тех, что он когда-либо делал на своем посту.
Итальянским государственным деятелям подбирать слова было гораздо проще. Министр юстиции Клементе Мастелла снова, как и несколько дней назад, сказал, что, что бы там ни решил трибунал по делу о коррупции в серии A, всех футболистов, которые могут проходить по нему, надо амнистировать. Зная, естественно, что лидеры политических партий его снова не поддержат.
Президент страны Джорджо Наполитано благодарил игроков за то, что "воскресили чувство национальной гордости". И похоже, что, если бы и у него поинтересовались, необходима ли амнистия для Буффона, Каннаваро и остальных находящихся в зоне повышенного внимания прокуратуры членов итальянской сборной, он бы обязательно ответил, что необходима.
А премьер-министр Романо Проди, смотревший финал дома в Болонье, приводил красивые сравнения: "битва до последней капли крови", "финал, разница в котором оказалась равна ширине перекладины". Он знал, о чем говорил. И знал, что такое удача в футболе и удача в жизни. Пару месяцев назад он вот точно так же, считанным количеством голосов, на премьерских выборах сопоставимым с шириной перекладины, выиграл у Сильвио Берлускони.
Римское безумие
В ночь с воскресенья на понедельник Италия — от Милана до Сицилии — не спала. Сошли с ума почти все города. В столице вообще творилось что-то невероятное. Ревели 150 тыс. человек, которые смотрели трансляцию финала на огромном экране, установленном на территории Circus Maximus. Ревели автомобильные сирены. В знаменитый фонтан Треви в центре Рима один за другим бросались болельщики — кто в одежде, кто полностью избавившись от нее. Полиция не вмешивалась. Для карабинеров этот день тоже был исключительным в жизни.
А Карло Дилизио — бармен одного из заведений, где только что в течение двух с лишним часов хватались за сердце, балансируя на грани между величайшим в жизни горем и величайшим счастьем, сто обыкновенных итальянских болельщиков, демонстрировал всем флаг родины. Он приобрел его в 82-м, после третьего итальянского титула, когда был еще совсем молодым 23-летним парнем. С тех пор флаг хранился в шкафу. Дилизио достал его перед финалом, показал маленькому сыну и сказал ему: "Давай напишем на нем 2006". В ту ночь он плакал и не стеснялся слез.
В Париже, победи Франция, было бы то же самое. Но Франция не победила, и в Париже все было иначе. Болельщики тихо разбредались и разъезжались из баров и кафе на Елисейских Полях по домам.
Некоторые все-таки пошли к Триумфальной арке, где планировались основные торжества. Торжеств не было. На Триумфальную арку спроецировали громадный портрет Зидана, а сверху надпись: "Зизу, мы любим тебя".
Там же, у Тримфальной арки, кто-то стал применять припасенную на случай успеха пиротехнику. Фейерверк смотрелся абсолютно неуместным. А потом наружу выплеснулась злость — на Матерацци, на злую судьбу. В стоявших рядом с аркой полицейских стали кидаться пустыми бутылками и камнями. В ответ полетели гранаты со слезоточивым газом.
Вскоре беспорядки были подавлены. Французская полиция к финалу подготовилась безупречно.