Апокалиптический экспрессионизм

В издательстве Individuum вышла книга американского арт-критика и писателя Моргана Мейса «Судьба животных» — посвященное живописи немецкого экспрессиониста Франца Марка размышление об искусстве, войне и апокалипсисе.

Текст: Игорь Гулин

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Морган Мейс — на редкость разносторонний персонаж: преподаватель философии, кино- и арт-критик, куратор, прозаик, колумнист The New Yorker, человек, работающий на границе академического мира и популярной культуры. У него соответствующая манера. Мейс пишет о сложных вещах, но всеми силами демонстрирует: он — не кабинетный умник, а интеллектуал, жаждущий пробиться к истине. Этот путь требует напора и риска. Он часто шутит на грани фола (иногда смешно, иногда не очень), любит кружить и навязчиво возвращаться к любимым мыслям, оскорблять и взывать. Русскоязычному читателю этот стиль может напомнить манеру искусствоведческих памфлетов-манифестов Александра Бренера, хотя культурный багаж у Мейса побольше, а радикальный жизненный опыт — все же поскромнее.

Первая книга Мейса по-русски вышла в прошлом году. Это большое эссе «Пьяный Силен». В центре его — одноименная картина Питера Пауля Рубенса. Тонкий искусствоведческий анализ переходит в размышление о дионисийской страсти, страшной истине, открываемой в состоянии смертельного опьянения, одиночестве, настигающем человека в разгар коллективного угара, насилии, стирающем цивилизации в прах, знании художника о недолговечности культуры, искусстве как средстве постичь границу между жизнью и смертью.

«Судьба животных» подхватывает некоторые темы «Пьяного Силена». Сам автор называет книгу второй частью задуманной им «Трилогии трех полотен» (третья еще не написана), но читать ее можно и как самостоятельное произведение. Мейс перескакивает через три века: от барокко к экспрессионизму, от Тридцатилетней войны — первой из тех, что превратила Европу Нового времени в кровавое месиво,— к Первой мировой — той, что превысила представимый до того размах смертоубийства и показалась многим осуществлением самых страшных апокалиптических пророчеств.

Ее жертвой становится главный герой книги — художник Франц Марк, сооснователь (вместе с Василием Кандинским) объединения и альманаха «Синий всадник», один из лидеров немецкого экспрессионизма. 4 марта 1916 года Марк гибнет в битве при Вердене — самом кровопролитном сражении этой войны, длившемся около десяти месяцев и унесшем жизни примерно 700 тысяч человек. За три года до того он создает картину «Судьба животных», изображающую оленей, коров и деревья в состоянии какой-то необъяснимой катастрофы, мир, пронзаемый метафизическими грозами, распадающийся в кровавый орнамент. Война еще не началась, но ее предвестия носятся в воздухе, и задним числом самое значительное полотно Марка начинает выглядеть пророчеством о грядущем всепожирающем огне бойни. «И все сущее — пламенеющее страдание» — эти слова Марк пишет на обороте своего холста.

Любопытно, что он в это время почти что начинающий художник. Точнее, рисует Марк давно, но первые десять лет остается живописцем глубоко вторичным. В 1910 году с ним что-то происходит (Мейс называет это событие латинским оборотом annus mirabilis — «чудесный год»). Марк находит себя и начинает писать гениальные картины. Их населяют животные, причем в основном копытные: коровы, лошади и олени ярких цветов, складывающиеся из абстрактных форм и готовые утонуть обратно в них. Эти создания — сгустки ярости, радости и боли. Они выражают некую истину, откровение, которое посетило Марка, а откровение в переводе на греческий — апокалипсис.

Апокалипсис, по крайней мере — некоторая его форма, не замедлил случиться. Смерть Марка в Верденской битве была прямым продолжением его творчества. Он пошел на войну не от покорности властям или невозможности избежать службы. Наоборот: подобно многим европейским интеллектуалам, Марк был от начавшейся войны в восторге. Она мнилась ему тем великим очистительным пламенем, что сметет гниющую европейскую цивилизацию, проявит истинные основы бытия — страсть и страдание, подобные тем, что он писал на своих полотнах.

Мейс перемещается туда и обратно между этими тремя событиями: откровением Марка в 1910 году, созданием «Судьбы животных» в 1913-м и гибелью художника в 1916-м. В этих переходах он обращается к скандинавской мифологии, индийским Ведам, Ветхому и Новому Завету, Шопенгауэру, Ницше и Хайдеггеру, Дэвиду Герберту Лоуренсу, Эдгару Дега (другому великому художнику лошадей, представляющемуся антагонистом Марка), Паулю Клее, восстанавливавшему полотно Марка после пожара и ставшему как бы вторым его автором. Следует множество остроумных и глубоких наблюдений о человеке и животном, материи и духе, природе и цивилизации, религии и искусстве, влечении к смерти и тяге к жизни в ее чудовищной предельности.

Особенность стиля Мейса — все эти идеи он принципиально не хочет выстраивать в стройную концепцию, делать частью систематического анализа творчества Марка, немецкого модернизма или любого другого феномена. Экспрессивная и компульсивная культурология, которую он практикует, принципиально отвергает внятность, предпочитая ей дрейф, скачки ассоциаций. Чтение такого рода текста может быть увлекательным опытом, но после него в сознании мало что оседает. Остается звенящее ощущение, слегка напоминающее интеллектуальное похмелье. Впрочем, вполне возможно, именно в этом и есть задача Мейса — автора, воспевающего опьянение как средство познания.

Морган Мейс. Судьба животных. О лошадях, апокалипсисе и живописи как пророчестве. М.: Individuum, 2024. Перевод: Алексей Зыгмонт

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram