Отцы с Валерием Панюшкиным

Моя дочь Варя живет с бабушкой и дедушкой на даче под Санкт-Петербургом, а я живу в Москве, и мне от этого довольно грустно. Время от времени я звоню маме и папе в Питер и, разговаривая с ними, слышу фоном звуки Вариной жизнедеятельности. Например, плачет Варина кукла. Или дедушка вставляет в телефонный разговор со мной неуместные междометия. "Если ты потерял ключ от почтового... o!.. ящика, возьми, пожалуйста... о!.. в шкафу отвертку... о!.. и взломай ящик, потому что там... о!.. телефонные счета, и их надо... о!.. оплатить... О! О! О!"

Я воображаю себе, что там происходит. Дедушка, скорее всего, разговаривает со мной, лежа на диване, а Варя, скорее всего, прыгает у деда на животе. Ну или, в крайнем случае, молотит деда плюшевым зайцем.

— Варя...— говорит дед.— О!.. Тут папа звонит... О!.. Хочешь поговорить с папой?

— Не-а! — отвечает Варя, и это единственная для меня возможность услышать голос дочери.

Она не любит разговаривать со мной по телефону. Однако же недели две назад, когда я позвонил в очередной раз бабушке и дедушке узнать, как дела, Варя сама вырвала у деда трубку.

— Папа! Привет! Ты как! Знаешь! Вот чего! — она совершенно не собиралась выслушивать моих соображений о том, как я, и уж тем более не собиралась выслушивать нежных слов "Варенька", "солнышко" и что там еще способен исторгнуть из себя любящий папаша, с которым любимая дочь ни с того ни с сего соизволила вдруг поговорить.— Вот чего, папа, пришли ко мне маму на выходные, а то я по ней соскучилась.

— Мы тоже по тебе соскучились, Варенька, но у твоего брата Васи в эти выходные выпускной вечер.

— Я же не прошу, чтобы приехал ты или Вася. Пусть Вася идет на выпускной, а ты побудь с Васей. А маму пришлите мне.

Моя жестокая девочка даже и вида не попыталась сделать, будто соскучилась по обоим родителям. Только по маме. Моя жестокая жена рассудила так, что, раз уж дочь соскучилась, надо действительно смотаться в Петербург на выходные и навестить девочку.

— Я поеду сразу после Васиного выпускного. Ты ведь отвезешь меня на вокзал? — сказала мне жена, и я не уверен, что в конце ее реплики следует ставить знак вопроса.

Мой жестокий сын рассудил так, что я должен после торжественной части выпускного вечера отвезти мать на вокзал, а потом сидеть дома и ждать, не будет ли Васе скучно на дискотеке.

— Если мне будет скучно, приезжай, пожалуйста, и забери меня,— распорядился Вася.

— Разве ты не взрослый человек? — пытался возражать я.— Если тебе станет скучно, поймай такси и приезжай домой.

Огромный Вася покрутил огромным своим пальцем у огромного своего виска:

— Ты что, папа, выпускников с дискотеки выдают только родителям под расписку.

Торжественная часть выпускного окончилась около одиннадцати. К двенадцати ночи я отвез жену на вокзал. В час ночи я послал сыну Васе эсэмэску с вопросом, не хочет ли он уже быть выданным родителю под расписку. Вася ответил, что покамест ему довольно весело на выпускной дискотеке. В два часа ночи я решил, что сын, вероятнее всего, пропляшет до утра, до открытия метро. В 2.15 я выпил вина и решил лечь спать. В 2.30 пришла эсэмэска от Васи: "Приезжай, меня тут все достало". А я даже не мог сесть за руль, потому что выпил вина. Пришлось вызвать такси, поехать за сыном в дискотеку, получить сына под расписку, вернуться домой, допить вино и лечь спать с ощущением, будто я самый несчастный человек на свете и все на свете используют меня в своих интересах.

Утром позвонила доехавшая уже до Петербурга жена:

— Бежит! — сказала жена, имея в виду, что Варя бежит ей навстречу.

В следующий момент я услышал в телефоне такие звуки, будто абонент мой угодил в тропический ураган. "Мама! Бац! Хрясь!" — я не знаю, что там случилось. Вероятнее всего, Варя напрыгнула на мою жену, как веселый персонаж Тигра напрыгивал на всех обитателей книжки про Винни-Пуха. Вероятно, от напрыгивания упал телефон, а может быть, и жена моя упала вместе с телефоном. Возможно, упало еще несколько людей вокруг встретившихся матери и дочери. Я не знаю. Я тщетно кричал в телефон "Алло! Алло!", но никто не разговаривал со мной, и я только мог слушать звуки недоступного для меня ликования.

Моя жена провела с дочерью субботу и воскресенье. Время от времени звонила мне:

— Алло,— говорила жена.— Мы в ботаническом саду. Ты не представляешь, как Варя тут потешно скучает.

Фоном этому разговору служила занудная ботаническая экскурсия: "Вы знаете, дети, что банан — это трава" и сопровождавшие экскурсию громкие Варины зевки.

— Алло,— звонила жена снова пару часов спустя.— Мы в зоологическом музее. Ты не представляешь, как Варе здесь нравится.

Фоном для разговора служила занудная зоологическая экскурсия про теорию Дарвина и громкие Варины вопли: "Мама, смотри какой енот!"

Еще пару часов спустя:

— Ты не представляешь! Варя научилась плавать! Она прыгает в озеро на глубину и плывет. Сама! Варя, хочешь поговорить с папой?

— Не-ет! — слышался вдалеке счастливый Варин крик.

И еще слышался топот Вариных ног по деревянным мосткам на озере и громкий всплеск от того, что Варя прыгнула в воду, и громкое Варино фыркание и радостное: "Мама, я плыву!"

В воскресенье вечером, когда жена моя должна уже была садиться в Санкт-Петербурге в поезд, раздался вдруг звонок с дедова телефона. Звонила Варя. Голос у нее был очень грустный. Она сказала:

— Папочка, это я, Варенька. Я заболела. У меня температура и болит горло. Знаешь, почему я заболела? Потому что я научилась плавать, и мы с мамой плавали четыре часа, и даже сорок минут плавали на самую глубину. А потом я заболела. Мама меня перекупала. Я тебе написала с мамой письмо, но ты еще кроме письма скажи маме, чтобы она никогда больше меня не перекупывала.

Я торжественно обещал Варе сказать маме, чтобы мама ее не перекупывала. Назавтра у меня был день рождения. Жена привезла мне от Вари письмо, запечатанное пластилиновой печатью. В письме было написано: "ПАПА Я ТЬБЯ ПАЗДРАВЛЬЯЮ", и почему-то был еще нарисован осел, про которого жена успокаивала меня, что он не осел, а лошадь.

Четыре дня, пока у Вари была температура, девочка моя каждый день разговаривала со мной по телефону, докладывала о самочувствии и принимала соболезнования. На пятый день я позвонил деду, и дед сказал:

— Варя... О!.. Тут папа звонит... О!.. Хочешь... О!.. Поговорить?

— Не-а,— ответил веселый Варин голос.

И я понял, что девочка выздоравливает.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...