концерт вокал
В Большом зале Петербургской филармонии и в Московском концертном зале имени Чайковского с джазовой программой в сопровождении шведского квартета под управлением саксофониста Магнуса Линдгрена выступила всемирно известная оперная певица Барбара Хендрикс. В том, что опера и джаз две вещи несовместные, в очередной раз убедилась ВАРЯ Ъ-ТУРОВА.
Многие оперные певицы то и дело позволяют себе маленькую слабость — берутся петь джаз. Этим грешит и Джесси Норман, и Кэтлин Бэттл, и даже Елена Образцова иногда играет на сцене в Эллу Фицджеральд. В общем-то, как и положено чернокожей женщине, родившейся в Арканзасе, Барбара Хендрикс джаз поет, знает и любит уже давно. Взять хотя бы тот факт, что одной из первых ее записей была гершвиновская "Порги и Бесс", правда, с классическим Лорином Маазелем за пультом Кливлендского симфонического оркестра (1974). Ее джазовый дебют состоялся в 1994 году на джазовом фестивале в Монтре, и с тех пор она регулярно выступает по миру именно с джазовыми программами. Только в наступившем июле у нее четыре джазовых выступления в разных краях света.
За свою долгую карьеру помимо дюжины записанных оперных партий и нескольких камерных концертов госпожа Хендрикс записала шесть альбомов, скажем так, имеющих отношение к джазу: это были, в частности, спиричуэлс, изданные на виниле, с пианистом Дмитрием Алексеевым и песни Гершвина, записанные с прошлогодними московскими гастролерами — сестрами-пианистками Катей и Мариэль Лабек. Но московский концерт Барбара Хендрикс решила посвятить не душеспасительным спиричуэлс или сладким мелодиям Гершвина, а матерому блюзу. То ли "Summertime" (которую она спела только на бис в качестве подачки публике) ей уже вконец приелась, то ли оперная дива в самом деле чувствует себя настолько уверенной в джазе, что берется за одну из самых сложных его ветвей.
Весь концерт певица старательно и безуспешно изображала Билли Холлидей, непревзойденную исполнительницу того же репертуара. Если в знаменитой пьесе Дюка Эллингтона "Mood indigo" музыканты поднапряглись и придумали неплохой состав — голосу аккомпанирует только контрабас, то в песнях самой Билли Холлидей дело обстояло куда хуже. Усугубляло ситуацию то, насколько известна эта музыка. Ее ведь или играть совсем как-нибудь по-новому, будь то новизна концептуальная, или, скажем, эмоциональная, или уж совсем, наверное, не играть: любая попытка сыграть эту музыку просто, так же, как ее играли и пели великие, неизбежно превращается в подобие концерта в холле дорогой гостиницы за полчаса до ужина.
Впрочем, и это ощущение само по себе еще можно было бы пережить, если бы не выбранный певицей репертуар. Душераздирающие в оригинале блюзы "Don`t explaine", "I love my man", "God bless the child" в версии госпожи Хендрикс звучали буржуазно, прилизанно и аккуратненько. Какой уж тут джаз, когда певица звенит своими прекрасными до сих пор верхами ровно столько, сколько указано в нотах, а о свободе — смыслообразующем элементе джаза — и речи нет.
Это не снобизм, консерватизм или приверженность строгим жанровым рамкам — но академические музыканты действительно не умеют играть джаз. Это объяснимо и понятно: классика с ее строгими и неизменными на протяжении веков гармоническими, мелодическими и ритмическими нормами, аксиомами и законами, воспитывающимися в любом музыканте лет эдак с пяти, попросту не позволяет по-настоящему расслабиться. Это как разница между человеком, выучившим язык, и его носителем. Ведь надо не играть в джаз, а разговаривать на нем.