Власть о власти
Тоталитаризм, авторитаризм, демократия
Существует стереотип, согласно которому Россия обречена на чередование тоталитаризма и авторитаризма, тогда как Запад представляет собой образец демократических традиций. Такой подход выглядит упрощенным. Начнем с того, что тоталитарная политическая культура является опасной аномалией, свойственной как Западу, так и Востоку: ведь и Гитлер — продукт цивилизованного Запада, до которого монголы так и не добрались. В истории тоталитарной Саудовской Аравии можно найти примеры демократической традиции (например, ранняя община мусульман), а в истории демократической Англии — жестокую диктатуру Кромвеля. Если мы рассмотрим многовековой российский опыт, то признаки тоталитарной политической культуры можно наблюдать разве что в период опричнины да в период советской власти до хрущевского ХХ съезда.
Что же касается демократической и авторитарной политических культур, то как на Западе, так и в России они существовали в исторической взаимосвязи (вспомним сочетание авторитарных и демократических тенденций во Франции совсем недавнего прошлого — при президентстве Шарля де Голля). Авторитарная составляющая в России обычно преобладала, что связано с необходимостью мобилизации ресурсов страны для обеспечения ее безопасности. Но, как правило, не вытесняла "народную" составляющую с ее идеями свободы и самоуправления. Да, в истории СССР были жестко подавленные крестьянские восстания против большевиков, но в те же годы открылись новые возможности для социальной мобильности — многие рабочие и крестьянские дети смогли получить образование, "выйти в люди". Вспоминая о "России, которую мы потеряли", не надо забывать, что новый строй, пусть вводившийся варварскими методами, стал справедливым для многих россиян.
Сегодня мы даже не задумываемся над тем, как быстро в современной России внедряются такие новшества, как, например, суд присяжных или служба в армии по контракту. Поэтому не надо впадать в крайности. Нельзя отвергать чужое только потому, что "не мы его придумали", но нельзя и угодничать перед теми, кто продвинулся дальше нас. Нужно помнить, что мы умеем брать лучшее и делать его еще лучше.
"Властецентризм" или сдержки и противовесы?
Журналист начала прошлого века Сергей Сыромятников подчеркивал "властецентричность" российской политической культуры. В ней есть "власть" как сюзерен, самодержец, понятие почти сакральное, и есть "посредствующие власти" — та машина управления, через которую эта власть отправляется. Все винтики этой машины — не только бюрократия, но и выборные органы — действуют в пределах своей компетенции, тогда как Власть с большой буквы не вписана в эту систему разделения компетенций, как бы стоит над ней.
Действительно, в таком огромном государстве концентрация власти в руках одного человека — историческая закономерность: слишком высока цена, которую стране пришлось бы заплатить за смуту, порожденную борьбой за власть. В то же время самодержец не может править без "посредующих властей", и чем они компетентнее, тем более сбалансированной и стабильной становится власть. Поэтому становление централизованного государства породило институт земских соборов. В эпоху Александровских реформ вертикаль исполнительной власти дополнилась системой земского самоуправления. Еще одна особенность российской "системы сдержек и противовесов" — федерализм де-факто. Царская власть умела "отпускать вожжи" ради того, чтобы территории сами восполняли дефицит власти, убывавшей с каждой тысячей верст от Москвы или Петербурга.
Если и есть недостаток в этой системе — то он в том, что "посредующие власти" встают на ноги довольно медленно. У нас, по меткому выражению ученого и политика Виктора Шейниса, не "суперпрезидентская" республика, а "недопарламентская". Но как нас учит отечественная политическая традиция, желательный путь эволюции российской государственной системы не в искусственном ограничении, "размывании" президентской власти, а в обретении опыта "посредующими властями". Если станут сильными партии, поднимутся на качественно иной уровень законодательные органы власти, научатся "спрашивать" с власти исполнительной, исторический акцент на "властецентризме" исправится сам собой. И это эволюционным путем подведет нас к полноценной российской модели демократии, которая будет хороша тем, что выросла из отечественной традиции.
Дефицит исторического времени
Одной из отличительных черт русской политической культуры является дефицит исторического времени — с масштабными преобразованиями мы часто запаздывали. Порой под влиянием объективных обстоятельств, порой — из-за вполне понятного для такой огромной страны избыточного консерватизма верхов. Но, взявшись за дело, Россия ломала старый строй резко и радикально.
В такой модели есть свои минусы — чрезмерное напряжение сил народа, слишком резкое ущемление интересов "старых элит", почти обязательный "период развала". Но есть и плюсы — преобразования позволяли совершить резкий рывок вперед, высвободившиеся общественные силы создавали новое качество. Так из петровских преобразований вырос золотой век "екатерининских орлов", из реформ Александра II — экспансия на Восток и промышленный подъем конца XIX — начала ХХ века, из ужасов революции и гражданской войны — грандиозная модернизация 30-х годов. Сможем ли продолжить традицию "прорыва после развала", воспользовавшись главным достижением 1990-х — свободой, зависит только от российского политического класса начала XXI века.
Сильная власть и гражданское общество
Политическая культура современной России формируется в условиях трансформации коммунистического партийно-государственного мировоззрения, административно-командной экономики в принципиально иную общественно-политическую и социально-экономическую систему. Доверия к деятельности лично президента России не хватает для вовлечения большинства активного населения в процесс преобразований. Необходимо формирование мировоззренческой среды восприятия образа власти и доверия к ней.
Сегодня наша цель — это единая Россия как европейская страна, в которой не просто сосуществуют, а эффективно взаимодействуют сильная власть и цивилизованное гражданское общество, где определяющую роль играет средний класс — потребитель политической стабильности и противник революционных потрясений, какого бы цвета они ни были. Без оптимального синтеза различных составляющих российской политической культуры достижение этой цели невозможно.