выставка архитектура
В Музее Гуггенхайма в Нью-Йорке проходит выставка архитектора Захи Хадид. О новой вершине, покоренной великой женщиной Востока,— ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
Кроме выставки Фрэнка Гери, построившего Музей Гуггенхайма в Бильбао и из-за этого показанного там же, старожилы не упомнят персоналки архитектора в стенах главного бастиона актуального искусства в мире. Такой чести не удостаивалась ни одна из нынешних архитектурных звезд, и теперь все они будут туда стремиться. Но им пока не светит. Рем Колхас, Даниэль Либескинд, Норман Фостер, Ренцо Пьяно и остальные звезды — замечательные архитекторы, но как женщины Востока они — ноль. Но дело не только в этом. Дело в самой поэтике Захи Хадид.
Это удивительный мастер. В 2004 году она получила Притцкеровскую премию (архитектурную Нобелевку). В пышных речах, церемониях и презентациях, прошедших в интерьерах царского Эрмитажа, удалось потопить прямо-таки удивительный факт. К моменту получения у нее были следующие постройки: трамвайная остановка в Страсбурге, павильон для растений и пожарное депо на немецкой окраине Базеля и трамплин в Инсбруке. Занятные все вещицы, но не очень большие. По сути, Заха Хадид ухитрилась получить премию как бумажный архитектор — за проекты.
К выставке в Гуггенхайме, правда, кое-что подстроилось. Главная вещь — центр "Фаэно" в городе Вольфсбурге, в Германии. Кроме того, в Лейпциге построена ее фабрика BMW, а в Вене — жилой дом. Еще по миру идет около десятка строек по ее проектам, но все они далеки от завершения, а вот эти достроены в последний год.
Нельзя сказать, что они производят сверхъестественное впечатление. Дело в том, что рисунки Захи Хадид — это особый тип проектного языка. Он не очень понятный, отчасти напоминает арабскую вязь. Все думали, что это у нее такой особый прием — она из Багдада, потом училась в Бейруте, мало ли как там учат. Но теперь, когда все построено, выяснилось, что в проектах она несколько привирает для красоты. Например, в проекте фабрики BMW она нарисовала колоссальный мост, который соединяет два цеха фабрики, и вдоль этого моста расположила на парковке восемь двойных рядов автомашин. Корреспондент Ъ лично там парковался — больше четырех рядов там не влезает.
И так со всеми зданиями — в проекте они смотрелись гораздо эффектнее, масштабнее, острее, чем оказались в реальности. Дом в Вене придумывался как элитное жилье, но сегодня используется как общежитие для аспирантов. Вероятно, это естественно, поскольку потребительские качества здания — это просто караул. Вдоль канала в Вене идет открытая линия метро, а над ней построен дом Захи Хадид, и он как бы все время перескакивает через метро, как в детской игре в скакалочку. И в проекте было чрезвычайно эффектно придумано, как поезд проносится прямо сквозь здание, сквозь квартиру, между кухней и спальней, и это создает особое ощущение урбанизма. Хотя в Вене по этой ветке поезда ездят раз в десять минут и не особенно проносятся, а скорее вяло тащатся, но поезд все равно поезд, и когда раз в десять минут он проезжает через твою квартиру, это как-то нервирует. В общем, там не купили ни одной квартиры,
И пришлось делать общежитие. Но это именно потребительская точка зрения, а с художественной это, конечно, концепт. И вероятно, на многих это должно производить колоссальное впечатление. Мне, правда, мешали детские впечатления — очень уж это здание напоминало мне сарайчики, самовольно выстроенные в зоне отчуждения у железной дороги в Химках-Ховрине, где я рос. И как ей могло в голову прийти, что это можно продавать как элитное жилье?
Проект ее комплекса в Вольфсбурге назывался "Научный центр", но, как выяснилось в натуре, это совсем не научный центр. Вольфсбург — небольшой провинциальный город вроде Электростали, и там построили детский центр для приобщения к науке. Размером это с советский кинотеатр, и внутри там такой зал, где дети могут изучать разные приборы, которые хорошо описаны в книжках типа "Занимательная физика для школьников". Например, электростатическая машина — ее крутишь, и из нее искры летят. Ну и другие такие же интересные приспособления (маятник, архимедов винт и т. д.), которые в обычной жизни не встретишь.
Честно сказать, все это немного разочаровывает. Но с другой стороны, думаешь, как же так получается, что вот такая архитектура — и такой большой резонанс. Что-то ведь должно в этом быть. Все же ведь Притцкер! И Гуггенхайм! Что я со своим скепсисом против этих великих институций?
И действительно, есть. Раньше все думали, что Заха Хадид — сторонница органической архитектуры. Ее здания в проектах были похожи на тягучие бурдюки, то выпуклые, то впуклые, которые переваливаются из стороны в сторону и колышутся как хотят. В этом одним критикам виделось что-то очень женственное, а с другой стороны, что-то такое восточное, гаремное, когда мебели в домах как бы нет, а есть только ковры, пуфики и диваны, и надо переползать от одного к другому. Ну и вместе получалось, что Заха Хадид как бы преобразует в архитектуру телесный опыт женщины Востока.
Но, как оказалось, на самом деле все далеко не так. То есть эти формы там действительно есть, но они все разрезанные. То есть, скажем, тот же центр в Вольфсбурге с одной стороны действительно представляет собой гигантский бетонный бурдюк, свободно колышущийся в разных направлениях. Но с другой стороны — там, где он подходит к железной дороге, отделяющей его от старой фабрики Volkswagen,— он как бы начисто отрезан проносящимся мимо поездом. Так, скажем, выглядит вымя, когда вам отрезают от него половину в мясном ряду на рынке в провинции. И дом в Вене мало того что прорезается этим самым поездом, он вообще весь нарезан как гуляш, на мелкие кусочки. А мост на фабрике BMW выглядит как сухожилие, предельно натянутое перед рывком. Обнаженное сухожилие. Там два таких гигантских километровых цеха, один под углом к другому, и мост сделан так, будто их начали растягивать, отрывать один от другого, и вдруг выскочило сухожилие и натянулось до предела. В картине Сальвадора Дали "Осеннее каннибальство" изображено подобное явление.
И так во всех ее проектах. Только теперь, посмотрев в реальности все ее постройки, я понял, почему она так любит архитектурные разрезы. Разрез — это у нее основной прием, и проекты новых вокзалов во Флоренции и в Неаполе выглядят просто как раны, прорезанные скальпелем на теле земли. Она не просто любит органическую природу. Она любит ее с хирургическим уклоном.
И вот тут понимаешь, насколько же это специфический мастер. Остальные звезды 90-х годов при всей остроте своих экспериментов не находят контактов с развитием современного искусства. Архитектура замыкается в самой себе, и если апеллирует к опытам искусства, то лишь к классическому довоенному авангарду. Не то Заха Хадид. Ее архитектура находит себе прямые аналогии в боди-арте, ее архитектурная техника напоминает шрамирование, она раскрывает внутренности здания, как будто создавая архитектурное экорше, и даже окна на ее постройках выглядят как татуировки на боках этих бетонных бурдюков. Именно это делает ее самым актуальным архитектором, вовлеченным в художественный процесс последнего десятилетия. А здесь уже не важно, какие здания, важно, какие идеи. Идеи, несомненно, достойны Гуггенхайма.