Спектакль о пользе хороших манер представил вчера театр "Интроданс Эдьюкейтиф" (Нидерланды), в рамках Международного фестиваля современного танца. Днем раньше гости фестиваля могли познакомиться с результатами просветительской деятельности известного американского танцовщика и хореографа Дональда Маккейла, в течение двух недель приобщавшего к модерну питомцев студии Николая Огрызкова. На вопрос, помогают ли его танцы стать свободным человеком, Маккейл ответил: "Нет. Свобода — условие танца, а не цель". Происходящее сейчас на Фестивале современного танца в Москве и происходившее несколько дней назад там же, но на Фестивале санкт-петербургских театров балета, комментирует критик ОЛЬГА ГЕРДТ.
Когда семь юношей, телами бледных, танцуют классику черного модерна — "Радугу на моем плече", приобщаясь к светлой мечте о свободе (студия Н. Огрызкова); а семь других обряжаются в пачки, встают на пуанты и с наслаждением, пугающим пуритан-балетоманов, резвятся, кокетничая с исконно-дамским классическим репертуаром (Мужской балет Санкт-Петербурга); когда невесть откуда появляется группа просветителей от балета — иллюстрировать в форме доступной детям от семи до семидесяти учебник по этикету ("Интроданс"), — критик в первом ряду меняется в лице, злорадно покусывая перо: зачем? Для воспитанного на том, что важнейшим из всех искусств является кино, а ценнейшим (полезнейшим) — балет, происходящее отдает тихим помешательством. О пользе не заботясь, выходящий из подполья отечественный танец-модерн уходит в лабораторию, в мастер-класс. Большие фестивали не склеиваются, как и большие спектакли. Утомившись сдувать пыль с академических партитур, хореографы начинают рассказывать о сугубо своем, пренебрегая вкладом в общее дело.
Балет перестает быть искусством массовым и все больше предстает как занятие элитарное, если, конечно, под элитарностью подразумевать самоценность и самодостаточность. Пожалуй, в этом смысле самым независимым и свободным оказывается Санкт-Петербургский Маленький балет Андрея Кузнецова — спектакли "Цикады" и "Три грезы" (хореограф Андрей Кузнецов, режиссер Борис Юхананов, художник Юрий Хариков), были показаны в Москве в рамках Фестиваля Санкт-Петербургских театров. Здесь не изучают сопромат и не демонстрируют чудес преодоления, не стремятся быть любезным народу. Здесь играют в свою игру, причем не по правилам, удобным для любителей включиться на халяву, — могут и облапошить, не испытывая угрызений совести. Играют в Театр как приют и спасение большого балета. Здесь танцуют невозможное, несостоявшееся, несбывшееся. Это в высшей степени петербургский балет — своеобразная хореографическая поэма без героя, поэма невоплощенности и недосказанности. Навязанный жест, неадекватность внутреннего и внешнего отзываются сумасшествием. Грезивший сном златым романтический герой, так и не выбравшись из царства теней, обречен спотыкаясь бродить в пространстве заказанной музыки. В "Трех грезах" романтический период русской культуры и русского классического балета предстает как неразрешившееся ожидание, вечный ностальгический порыв в другое измерение и подчиненность чужой воле. "Последняя греза" балета — дуэт создателя и исполнителя, хореографа и танцовщика, отца и сына, — ироничная формула, превращающая финальную точку в отправную, урок — в мистификацию. В сомнамбулическом плие замирают танцовщики в "Цикадах", подчиняясь уже не повелению выучки, а природному зову. Изящная мистификация на тему преодоления материала и расширение границ возможного. Бесполезная попытка "поцеловать гранит холодный", обретающая смысл только в театральной игре отражениями.
Большие фестивали есть больше фестивали. Но, отказываясь ломать любезную народу комедию, поэт в конце концов плюет и отбывает куда-нибудь писать маленькие трагедии от большого фарса в стороне. Великая романтическая эпоха завершается повальным сумасшествием. Румяный критик, рассуждающий о постмодернизме, извлекающий пользу из бесполезного, включается в хоровод бесплотных персонажей, — процесс идет. В направлении опасном, поскольку непредсказуемом.