Отцы с Валерием Панюшкиным
Девочка росла дикаркой, и год назад, когда мы переехали в Москву, ей было трудно просто выйти во двор, просто познакомиться с детьми во дворе и просто играть с ними. Нам пришлось приложить довольно осознанные усилия дабы, что называется, социализировать ребенка. Но Варя ходила в танцевальный кружок, в школьную подготовишку и как можно чаще с любимой подругой Никой в театр, так что теперь она научилась и знакомиться с другими детьми, и играть, и вести разговоры. И я даже не подозревал, насколько разговоры детей могут быть драматичны.
Вот, например, в позапрошлые выходные мы поехали к Вариным друзьям Вове и Елке в гости на дачу. И там был полон дом народа, и все приехали с детьми. Варин друг Вова был абсолютно увлечен приехавшим старшим мальчиком Яшей. Яша изобрел такую игру, что он, Яша, будет залезать на забор, а Вова, стоя внизу, будет сбивать Яшу с забора камнями, и если собьет, то значит, выиграл Вова, а если не собьет, то, стало быть, выиграл Яша.
Не знаю уж, кто выиграл, но Варя была искренне огорчена. Она подошла ко мне, чуть не плача, и сказала:
— Папа, Вова совершенно не заметил меня, как будто на мне шапка-невидимка. Сними с меня шапку-невидимку, пожалуйста.
Другой маленький мальчик, Йозеф, разгуливал по саду с огромной палкой, несколько раз заехал этой палкой по лицу Яше, Вове и Максу, так что пришлось папе Йозефа палку у сына отнять и велеть малышу никогда больше не брать палку в руки.
Йозеф обиделся и ушел за дом. Я случайно увидел из окна, как за домом Йозеф нашел палку поувесистей прежней и к тому же острую. Мальчик шел с этой палкой наперевес и бормотал себе под нос:
— Вы отобрали у меня палку, да? А я найду палку еще больше и еще острее.
Вид у Йозефа был очень решительный. Я даже испугался, когда к Йозефу подошла Варя. Я кричал детям из окна, чтобы они были осторожнее, но дети меня не слушали. Варя сказала:
— Йозеф, если ты проткнешь кого-нибудь палкой, это будет непоправимо — и с этими словами моя разумная девочка мягко отняла палку у мальчика, взвесила палку в руках, как будто раздумывая, не вмазать ли Йозефу как следует за агрессивность, но решила, что не надо, и просто выбросила палку в кусты.
Потом, поскольку Вова и Яша все еще занимались сбиванием друг друга с забора, Варя стала играть с младшей Вовиной сестренкой Елкой. Елка значительно младше Вари и значительно меньше Вари ростом. Поэтому Варя сказала:
— Давай, Елка, ты будешь совсем маленькая. Вот ты только что родилась, ничего не умеешь, ни ходить, ни говорить, и у тебя даже еще не открылись глазки.
Варя несколько раз видела в деревне, как рождаются котята, поэтому девочка думает, что и человеческие дети рождаются слепыми. Или ей хотелось бы, чтобы человеческие дети рождались слепыми, потому что чем младенец беспомощнее, тем больше он Варе нравится.
Девочки довольно долго играли в то, что Елка младенец, а потом Варя сказала:
— Знаешь, Елка, я раньше не хотела взрослеть, потому что взрослые никогда не играют, а все время только работают. Но теперь я хочу взрослеть, потому что вот я повзрослею, и у меня будут маленькие дети.
А несколько дней назад во дворе Варя познакомилась с девочками Надей и Соней. Надя живет в доме напротив и на прогулке любит удивлять окружающих всяческими акробатическими фокусами. Варя тоже полюбила это занятие. Девочки раз по двадцать спрыгнули без поддержки с высокого бревна, причем бревно действительно довольно высокое, и каждый раз, когда они прыгали, у меня сжималось внутри сердце или что там сжимается у меня внутри. Потом они устали, сели отдохнуть, и Надя сказала Варе доверительно:
— Знаешь, у меня погибли родители.
И женщина, гулявшая с Надей, кивнула мне молча в знак того, что девочка говорит правду.
А девочка Соня живет в нашем доме этажом ниже. Она очень красивая и смысл прогулки видит в том, чтобы красиво качаться на качелях, красиво бегать или вообще что угодно делать, лишь бы получалось красиво.
Варя с Соней красиво качались на качелях, красиво бегали, потом сели красиво отдохнуть на скамеечке рядом со мной, и Соня сказала шепотом:
— А вы кто по национальности?
Варя посмотрела на меня вопросительно. Она, кажется, понятия не имеет, кто мы по национальности.
— Мы русские,— ответил я Соне.
— А по вере? — продолжала девочка шепотом.
— Православные.
— А мы,— Соня перешла на совсем уже тихий шепот,— мы карачаевцы и мусульмане.
Я лихорадочно придумывал фразу, которая показала бы шестилетней девочке Соне, что она и члены ее семьи имеют полное право быть карачаевцами и мусульманами. Я выдумывал какую-нибудь довольно простую для шестилетнего ребенка фразу, чтобы понятно было, что мне и Варе совершенно не мешает дружить с Соней и ее родителями тот факт, что они карачаевцы и мусульмане, а мы русские и православные.
Я не придумал фразу. Меня слишком отвлекала от придумывания мысль, что вот ведь шестилетняя девочка знает: о национальности и вероисповедании во дворе можно говорить только шепотом, и то не с кем попало.
Варя тоже не придумала никакой такой фразы. Она, похоже, и не думала. Она, похоже, и не поняла, о чем мы говорили с новой ее подружкой Соней.
Женщина, гулявшая с Соней, позвала девочку домой. Прощаясь, Соня сказала:
— Можно, Варя, я, когда пойду гулять, буду звонить тебе в домофон, чтобы ты тоже выходила?
— Можно,— сказала Варя,— я тоже буду тебе звонить.
Мы не говорили с Варей про Соню. Мне кажется, Варя даже и не поняла, почему Соня настойчиво и шепотом выясняла, будет ли Варя дружить с ней.
И я вообще-то привык считать свою дочку умницей. Но на этот раз я горд, что Варя не поняла.