СПОРЫ О СТРАТЕГИИ
Послание президента Федеральному собранию показывает, что ситуация, когда нефть и газ дают 56% поступлений в бюджет и на них приходится более 60% экспорта, не противоречит его представлениям о "сверхдержавной" роли России. Но насколько "сверхдержавна" страна, на которую приходится 2,1% добавленной стоимости, создаваемой в мировой экономике, и 3% глобального товарооборота? Можно ли счесть энергетический фактор таким уж основным, если объем потребления нефти и газа не превышает в США 6,2%, а в странах ЕС — 4,7% ВВП?
Узкие места
Сегодня на Россию приходится около 12,4% нефти и 26,4% газа, добываемых в мире. Однако около двух третей из них потребляется внутри страны, тогда как соответствующие показатели в странах Персидского залива не превышают 20%. Российская экономика крайне энергоемка — она потребляет больше газа, чем Япония, Великобритания, Германия, Франция и Италия, вместе взятые (а объем ВВП этих пяти стран превосходит российский показатель почти в 13 раз!). При этом в России высоки темпы экономического роста, а это означает, что возможности экспорта энергоносителей будут сокращаться.
Другим важным ограничителем выступает система сбыта сырья посредством трубопроводного транспорта, считающегося в мире скорее экзотическим средством доставки. Сегодня Россия экспортирует по трубопроводам около 2,9 млн баррелей нефти и 0,57 млрд куб. м газа в сутки, а одни только США импортируют ежедневно морским транспортом не менее 5,9 млн баррелей нефти и эквивалент 0,16 млрд куб. м газа. Если учесть, что запасы газа в регионе Персидского залива превосходят российские более чем на 80%, можно предсказать бурное развитие рынка сжиженного газа. Уже сегодня этот тип поставок обеспечивает 30,4% международной газовой торговли. Основными игроками тут являются Индонезия (22% глобального экспорта), страны Залива (24%) и Алжир (19%), а покупателями — Япония (48% мирового импорта), Южная Корея (21%) и Франция (18%). Россия же зависима от западных фирм в создании терминалов по сжижению газа и не может строить суда для его транспортировки.
Кроме того, сегодня поставки российского газа и нефти в Европу "прикрыты с тыла" энергетическим потенциалом республик Центральной Азии, по отношению к которым Россия выступает монопольным покупателем. Однако эта монополия уже начинает оспариваться и вполне может разрушиться уже через 7-10 лет.
И, наконец, не следует забывать, что российские поставки крайне недиверсифицированы. Уже в 2006 году российский внешнеторговый баланс (при росте импорта на 27%, как и в 2005-м) может стать отрицательным, если исключить из него поставки только нефти и газа и только в страны ЕС. Нигде в мире экспорт продукции одной товарной группы одному партнеру не имеет такого значения для экономической стабильности. Все это свидетельствует, что успехи России в торговле энергоносителями могут оказаться недолговечными, а их продолжительность зависит больше не от действий России, а от реакции западных стран на рыночную ситуацию.
Нефть и сверхдержавность
Разумеется, элемент "сверхдержавности" России и сегодня придают принадлежащая ей одна восьмая часть суши, мощный ядерный потенциал и место постоянного члена Совета Безопасности ООН. Но какая же "сверхдержава" без мощной (или хотя бы большой) экономики? Между тем ресурсодобывающие государства вынуждены паразитировать на относительно небольшой "площадке" — ведь на импорт энергоносителей приходится не более 3,6-3,9% совокупного импорта ЕС и США.
Именно поэтому они невелики и, более того, регрессируют по отношению к той же Америке. В 1982 году совокупный ВВП Саудовской Аравии, Ирана, Кувейта, Венесуэлы и Нигерии составлял около $294 млрд, тогда как США — чуть более $3,25 трлн. Сегодня это соотношение равняется $570 млрд к $11,6 трлн, то есть снизилось с 1:11 до 1:20. При этом нефтедобывающие страны не смогли сохранить уровень жизни, достигнутый в результате удачной "экспроприации" Запада в 70-х — начале 80-х. Если в 1981 году ВВП Саудовской Аравии составлял $19,7 тыс. на душу населения, то сейчас с трудом дотягивает до $7 тыс. Зато зависимость от импорта постоянно растет: если в 1974 году его объем равнялся 38% поступлений от продажи природных ресурсов, то в 2005-м — 92%.
Не нужно солидаризоваться с теорией "сырьевого проклятия" и считать нефть "залогом неприятностей". Все зависит от того, в каком направлении страна развивается. Практически идеальным примером инкорпорирования "нефтянки" в хозяйственную систему служат США. По сей день Америка остается одним из главных производителей нефти в мире (7,6% мировой добычи). Менее впечатляющий, но вполне обнадеживающий пример — Объединенные Арабские Эмираты. Власти этой страны, еще в середине 70-х безнадежно отсталой, инвестировали значительную часть нефтяных доходов в инфраструктурные проекты и инициировали уникальную для арабских стран программу экономической открытости. И если в 1981 году на долю нефти приходилось 84% экспорта, то к 2004 году она сократилась до 53%. Уровень ВВП на душу населения вырос почти в 3,6 раза. Эту модернизацию можно назвать "привнесенной", искусственной, но отрицать достигнутые результаты невозможно. Но, увы, сверхдержавностью здесь и не пахнет.
Поиски "своего пути"
В большинстве случаев — и это многократно отмечено экспертами — развитие энергетического сектора не ведет к повышению эффективности государства (не говоря уже о его демократичности). Это видно и на примере России. Но шансы — пусть минимальные — на то, что российская экономика найдет "свой путь", остаются.
Развитие энергетической составляющей на каком-то этапе вынудит правительство либо инвестировать значительные средства в технологическое перевооружение, либо создать климат, благоприятствующий внедрению менее энергоемких производств. Есть и другая перспектива превращения России в энергетическую сверхдержаву без кавычек.
Сегодня рынок энергоносителей "маржинален", то есть подвержен резким колебаниям цен в результате незначительного изменения объемов поставок. В подобной ситуации особое значение имеет обеспечение стабильности рынка — принятие роли "буфера", смягчающего колебания. Здесь можно провести аналогию с США и их ролью в ходе крупных финансовых кризисов — таких, например, как мексиканский 1995 года или "азиатский" 1997-1998 годов. В них Америка выступала как lender of last resort. Занятие позиции supplier of last resort на энергетическом рынке было бы крайне выгодно для России, дало бы ей возможность влиять на партнеров, а не шантажировать их. Роль "универсальной альтернативы" очень выгодна и в политическом, и в экономическом отношении. Но для этого нужно загружать добывающие и транспортные возможности не на 100% и иметь запасы сырья в хранилищах вблизи границ или портов.
Стратегия "сверхдержавности" и соответствующая риторика российского руководства свидетельствуют, что ставка сделана не на позиционирование России как необходимого партнера, а на жесткое и конфронтационное утверждение ее интересов. Хотелось бы ошибиться в прогнозе, но такая стратегия основана на опасной недооценке изменчивости рынка энергоносителей, динамики цен и изменения круга поставщиков.