Рассказывает Роман Должанский
Об этом режиссере в театральном мире рассказывают всякие небылицы. Одни критики превозносят его до небес как одного из главных новаторов современного театра, а другие винят чуть ли не во всех смертных грехах. Одни по нескольку раз смотрят его спектакли, другие через десять минут после начала действия в негодовании выскакивают из зрительного зала и бегут писать возмущенные письма в центральные газеты — чтобы при следующем появлении его имени на афишах немедленно бросаться в кассу за билетом. Одни актеры сломя голову убегают от этого человека после первой же репетиции, но другие вспоминают о работе с режиссером так, как будто это был самый восхитительный акт любви в их жизни.
Худруки многих известных московских театров ходят на его спектакли — даже те, кто уже давно вообще никуда не ходит,— но приглашать на постановку остерегаются: а ну как он заставит всю труппу, невзирая на возраст актеров, их почетные звания, партийность и семейное положение, раздеться догола и в таком виде, мужчин и женщин вместе, маршировать минут двадцать по сцене. А ведь он может! Говорят, одной народной артистке он в первой же беседе пообещал побрить ее для спектакля наголо и заставить лаять на зрителей, стоя на четвереньках. После чего в театре о запланированной постановке никто уже и не вспоминал. Другая московская "народная" прочитала его интервью, а он их давать любит и умеет и в выражениях не стесняется, и решила, что все-таки не будет играть в его спектакле — а дело было уже на мази.
В общем, его зовут Андрей Жолдак. Он из Киева, но на Украине сейчас не работает — успел там со всеми поссориться. Жолдак человек яркий, шумный, его всегда и везде с избытком — и в жизни, и на сцене. В его спектаклях сразу чувствуется напор режиссерской фантазии. Энергия бьет через край сцены с невиданной силой и обрушивается на зал чередой театральных композиций, часто не связанных внятным сюжетом, но всегда изумляющих варварской элегантностью и не характерной для сегодняшнего театра витальной силой.
Пять лет назад он поставил в Москве "Опыт освоения пьесы 'Чайка' системой Станиславского", изобретательную и необычную версию чеховского текста. За прошедшие годы Жолдак успел наскандалить гастролями "Одного дня Ивана Денисовича" и "Гамлета", поработать художественным руководителем Харьковского академического театра имени Шевченко и быть изгнанным оттуда за безнравственность — власти не допустили премьеры спектакля "Ромео и Джульетта", в одной из массовых сцен которого персонажи красиво вымазывались собственными экскрементами, словно лечебной грязью. Еще Жолдак успел проехать со своими спектаклями по многим фестивалям мира, а в заканчивающемся сезоне налететь на Берлин, поставить во всемирно известном "Фольксбюне" спектакль про современную Медею — и провалиться с треском. Впрочем, критический вердикт "самая увлекательная неудача сезона" тоже ведь далеко не каждый сумеет заслужить.
После мифа о Медее Андрей Жолдак взялся в Москве за миф о Федре, дочери критского царя Миноса и жене Тесея, испытывающей запретную страсть к своему пасынку Ипполиту и совершающей самоубийство. Трагедию о любви мачехи к пасынку Жолдак переселил из вневременного мифологического пространства в советскую эпоху. "Золотой колос", вынесенный в заголовок спектакля,— это санаторий для советской элиты, в котором происходит действие нового спектакля. Чтобы поправить пошатнувшееся здоровье, сюда приезжает жена крупного военачальника Вера Ивановна. Женщина страдает навязчивой идеей — ей кажется, что она Федра. Поэтому все окружающие в ее нездоровом сознании превращаются в персонажей классического мифа. Лечение вроде бы идет своим чередом, но сотрудники здравницы испытывают странные превращения, меняют маски и перестают быть самими собой.
Федру играет Мария Миронова. На этот раз не зрители будут смотреть на нее из зала, а она сама будет смотреть на сцену: Жолдак посадит публику прямо на подмостки Театра наций, а в недоотремонтированном зале развернется действие, часть которого будет проецироваться в режиме реального времени на огромный видеоэкран. Впрочем, какие бы технические новшества Жолдак ни использовал, главные привлекательные особенности его театра лежат в сфере эмоциональной "техники". Для зрителя поход на спектакль этого режиссера — эксперимент, поставленный над самим собой. Наверняка он окажется успешным не у всех. Но рискнуть стоит.