опера фестиваль
В Большом зале консерватории в рамках Пасхального фестиваля оркестр, хор и солисты Мариинского театра с Валерием Гергиевым за пультом представили публике концертное исполнение оперы Шостаковича "Нос". Рассказывает ВАРЯ Ъ-ТУРОВА.
"Нос" — первая опера совсем еще молодого Дмитрия Шостаковича, композитору было лишь 22 года, когда он ее закончил. Два года спустя, в 1930-м, оперу впервые поставили, а уже через год она сошла с репертуара. "Нос" исчез из советских театров более чем на четыре десятилетия. В Москве он вновь объявился в 1974 году в Камерном театре Бориса Покровского, дирижером тогда был главный, если не единственный пропагандист современной музыки Геннадий Рождественский. Обратившись к "Носу", Дмитрий Шостакович, как он сам неоднократно говорил, "симфонизировал гоголевский текст". К слову о тексте, большая часть либретто в самом деле состоит из текста повести, но его дополняют и цитаты из других произведений Гоголя — "Мертвых душ", "Женитьбы", "Тараса Бульбы", "Старосветских помещиков", "Записок сумасшедшего" и "Ночи перед Рождеством". Также в либретто включен отрывок из "Братьев Карамазовых" Федора Достоевского. Два года назад в Мариинском театре состоялась премьера "Носа" в постановке Юрия Александрова. Надо сказать, что нынешняя московская гастроль "Носа" не стала, как это часто случается с мутным жанром "концертного исполнения", лишь компромиссом по отношению к публике, желающей услышать оперу Шостаковича, но не имеющей возможности съездить в Мариинку. Скорее наоборот — ведь музыка оказалась не просто на первом плане, она оказалась в одиночестве.
Конечно, на Пасхальном фестивале возможность послушать мариинский оркестр еще представится не раз, но именно данный случай заслуживает особого внимания. Сочиняя оперу, молодой Шостакович не отказал себе ни в чем. Тут и нестандартный состав оркестра с фортепиано, домрами и балалайками. И ритмические выкрутасы, порой претендующие на джаз, временами какие-то уличные, хулиганские, а моментами и замахивающиеся даже на "рок". О главных вокальных партиях нужно сказать особо. Может сложиться ощущение, что свою задачу композитор представлял себе не иначе, как поставить певцов в максимально глупое и неловкое положение. Все они вынуждены петь на пределе физических возможностей, то орать, то повизгивать, то скакать голосом на какие-то дикие расстояния. А если прибавить к этому еще и фантасмагорию гоголевского текста, то ощущение выходит удивительное.
Надо сказать, что мариинские певцы справились со всеми сложностями блестяще. Мало того что почти все они звучали ясно, звонко и точно, так еще и вечных для вокалистов проблем с дикцией как будто и не знали никогда. Особенно заслуживают похвал центральные персонажи, особенно Вячеслав Сулимский (Платон Кузьмич Ковалев). Тенор Андрей Попов (Квартальный надзиратель) в первом отделении устроил отличный визг, предусмотренный, разумеется, автором, написавшим эту партию так высоко, что и не каждое сопрано споет. Пара Алексея Тановицкого и Татьяны Кравцовой (Иван Яковлевич и Прасковья Осиповна) прекрасно дополняла друг друга — результатом стала естественность образа старой супружеской пары, с недотепой мужем и истеричкой женой. Нос (Сергей Семишкур) пел и вел себя, как ему и полагается — нагло, дерзко и вызывающе. Ко всему этому удачно добавилась выверенность интонации, характеров, стиля, связанная, конечно, с хорошим знанием партий,— спектакль в Маринке играет тот же состав исполнителей. Валерий Гергиев не отказал себе в удовольствии погромыхать всласть, впрочем, в данном случае его способность собственной энергетикой прибивать к стульям и оркестрантов, и публику, оказалась весьма уместной. Или, по крайней мере, отвечающей авторской затее двадцатилетнего композитора, явно намеревавшегося впечатлить всех вокруг.