После парижской премьеры "Шайтана" с Венсаном Касселем побеседовал Андрей Плахов.
— Можно ли считать ваш фильм очередным, после "Необратимости", семейным проектом?
— Моника — моя жена, мать моей маленькой дочери и моя партнерша, я надеюсь сделать с ней вместе еще много фильмов. Но в то же время мы разные люди, не говоря о том, что я мужчина, она женщина, я француз, она итальянка. Часто мы бываем заняты в разных проектах и подолгу не видимся. Если ты требуешь свободы, то должен предоставить ее и другому. Но в чем-то мы очень схожи, а иногда мне кажется, что Моника даже безумнее меня: возьмите хотя бы роль, на которую она решилась в "Необратимости" (она играет женщину, которую насилуют в подземном переходе.— "Коммерсантъ-Weekend"). В "Шайтане", конечно, она сыграла камео для меня — как член семьи, как друг. И ей понравился фильм!
— А ваш отец, актер Жан-Пьер Кассель,— он видел картину?
— Я стал актером благодаря отцу. Он привил мне вкус к профессии, дал понять значение пластики и танца. Но все, что я делал в дальнейшем, было вопреки его советам.
— Вас разделяют политические взгляды?
— В какой-то степени и это. Моя мать — журналистка, ресторанный критик. Отец всю жизнь играл очаровательных, изысканных представителей буржуазии. Я же предпочитаю провокативные, брутальные роли.
— Благодаря этим провокативным ролям вы в свои 39 лет остаетесь кумиром молодежи.
— По крайней мере, я по-прежнему занимаюсь скейтбордингом, а не валяюсь на пляже. Если бы я не получал удовольствие от своей работы, я бы давно все бросил и уехал на серфинг в Бразилию. Я не работаю ради денег — то есть не бесплатно, конечно, но деньги не цель, а только средство.
— Вы связаны с режиссерами Гаспаром Ноэ, Яном Куненом, Мэтью Кассовицем. Что вас соединяет?
— У нас есть сходное отношение к жизни, к сексу, к насилию. Но с этими людьми нельзя постоянно находиться в одной группе, это как супружество: иногда надо развестись, чтобы соединиться опять.
— Люк Бессон не входит в число ваших любимых героев?
— Я ничего не имею против Бессона как человека, но не принимаю его профессиональный цинизм. Нельзя до седых волос болтаться с молодежью и продавать ей продукты из "Макдоналдса", разбавленные рэпом.
— Вернемся к вашей актерской карьере. Вы снимаетесь в Голливуде в ролях "плохих парней"...
— Да, однажды сыграл в фильме с Николь Кидман плохого русского: таких много в Париже, так что было с кого срисовывать. Впрочем, это скорее стереотип восточного европейца, в отличие, скажем, от типичного представителя латинских кровей. Играл и плохих итальянцев, и кого только не играл. Стараюсь делать эти роли не совсем примитивными. Но сниматься в Америке не есть моя мечта. Скорее мне хотелось бы работать во французском кино, но так, чтобы эти фильмы смотрели во всем мире.
— Как смотрели "Ненависть" и "Добермана"?
— Да, эти картины имели одинаковый успех во Франции и за границей. Может, такое произойдет и с "Шайтаном", не знаю. Знаю только, что фильм пропитан подлинной энергией.
— Что вы думаете о недавних социальных взрывах во французских городах?
— Я предчувствовал нечто подобное еще десять лет назад, когда снимался в "Ненависти", посвященной вызреванию конфликта. И вот оно случилось. С моей точки зрения, это была красивая революция, нет человеческих жертв, пострадали только машины. Но, если не будут решены проблемы образования и социальной защиты, взрыв повторится. Лицо французской молодежи изменилось. Надо принять новую реальность.