гастроли театр
На сцене Малого театра прошли гастроли Мангеймского национального театра из Германии, показавшего спектакль режиссера Иенса Даниэля Херцога по драматической поэме Шиллера "Дон Карлос". РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ считает, что этот отнюдь не выдающийся спектакль мог стать гораздо более громким событием.
Национальный театр из сравнительно небольшого города Мангейма, безусловно, не входит в высшую лигу современного немецкого театра. Правда, в нынешнем году одна из постановок национального театра даже приглашена в Берлин на главный театральный смотр немецкоязычного мира "Театртреффен", но это мало что меняет в устоявшейся табели о рангах.
Вообще, самая знаменитая страница в истории мангеймской сцены была написана еще в конце XVIII века, когда здесь недолго работал Фридрих Шиллер. Театр разумно не упускает из виду историческое везение и регулярно проводит "Дни Шиллера", фестиваль спектаклей по пьесам классика. Малый театр сейчас собирается в Мангейм, правда, не с Шиллером, а с чеховской "Чайкой". Но мангеймский театр не упустил случая приехать в Москву как раз с Шиллером. На театральном языке такое взаимовыгодное сотрудничество называется "обменные гастроли".
Забавно, но современный русский Шиллер в том же Малом театре (здесь идет "Коварство и любовь") выглядит большим Шиллером, чем современный немецкий. В том смысле, что наш Шиллер лежит гораздо ближе к хрестоматийному канону романтического театра, требующему порывов благородных чувств, приподнятых интонаций, нездешних страстей, впечатляющих декораций. У нас и более поздних авторов иногда пытаются поднять на котурны, а в Германии даже Шиллера таким возвышенным макаром уже давно не ставят. Когда тяжелый пурпурный бархат занавеса Малого театра разъехался в стороны, глаза на секунду ослепли от отважного неглиже — сцена была абсолютно голой, и появлявшиеся в глубине человеческие фигуры смотрелись муравьями на фоне стоявших на авансцене. Потом сцена "оделась", но отнюдь не в богатый исторический костюм: тяжелые портьеры цвета патины образовали на сцене уходящий в глубину раструб, посреди которого возвысилась камера-альков с разводящимися в сторону створками, а за ними появлялся король Испании Филипп.
Шиллероведы давно спорят, кто является главным героем драматической поэмы "Дон Карлос, инфант Испанский" — заглавный ли герой, влюбленный в свою мачеху, жену Филиппа Елизавету Валуа, или его воспитанник и друг маркиз Поза, присочиненный к реальным историческим событиям персонаж, в уста которого Шиллер вложил собственные мечты об общественной гармонии. В строгом, суховатом спектакле Йенса Даниэля Херцога на всякого рода мечты и идеи отведено мало места. Правда, с текстом режиссер обошелся более бережно, чем ему бы простили простые зрители,— весьма объемное произведение Шиллера идет на сцене больше четырех часов. Однако все это время театр честно заполняет действием. Нельзя сказать, что спектакль мангеймского театра поражает воображение или увлекает неожиданными ходами, но сделан он на совесть.
Актеры играют Шиллера очень напряженно и, так сказать, реактивно: вроде бы как историческую драму, но в то же время и как современное произведение. Они ничего не изображают, а целеустремленно вгрызаются в любую драматическую ситуацию, предложенную Шиллером. Привезенный из Мангейма на два вечера "Дон Карлос" — прежде всего столкновение конкретных характеров, интересы и страсти которых завязаны в неразрешимые узлы: ведь влюбленного в королеву Карлоса любит принцесса Эболи, маркиз Поза озабочен не только счастьем принца, но и судьбой восставших Нидерландов, а король Филипп вынужден пожертвовать в конце концов собственным сыном ради блага государства. Благодаря мастерству актера Юргена Хольтца именно король выдвигается в спектакле на первый план.
Опирающийся на палку пожилой человек с абсолютно гладким черепом предстает то умным созерцателем жизни, то лукавым политиком, то гневливым самодуром, то подозрительным маньяком — важные бумаги запрятаны у него в самых неожиданных местах. На его надолго запоминающемся лице проступает много лиц, а корона на лысой голове больше похожа на немудреный реквизит паяца, чем на символ неограниченной власти. Вот только отцом Филипп никак не может (или не хочет) себя почувствовать — когда его уже начинавший лысеть сын неловко вскакивает на колени к старику, король остается неподвижен, как памятник.
Роль господина Хольтца, безусловно, украсила спектакль, который, по крайней мере, еще раз показал высокую культуру провинциального театра в Германии. Жаль только, что не так уж много зрителей смогли увидеть постановку из Мангейма. На первом спектакле зал состоял по преимуществу из случайной публики, да и ее хватило только на партер и центр бельэтажа. Между тем этой весной в Москве почти нет зарубежных театральных гастролей, и наверняка нашлась бы на "Дон Карлоса" и профильная публика. Пригласить-то Малый театр мангеймцев пригласил, но не сделал ничего, чтобы их увидели. А стыдиться гостей было совершенно нечего. У них и поучиться не грех.