С 21 по 27 апреля
Событие недели — "Странная любовь Марты Айверс" (The Strange Love of Martha Ivers, 1946) Льюиса Майльстоуна, уроженца Кишинева, столпа классического Голливуда, одним из первых получившего "Оскара" за мощную пацифистскую драму "На Западном фронте без перемен" (1930) (21 апреля, "Культура", 20.35 ****). В "Странной любви" есть все, что считается родовыми приметами нуара. Роковая женщина (Барбара Стэнвик), как водится, ведет игру втемную, подставляя хорошего, бесхитростного парня, а в итоге губит себя. Сильные мира сего — неврастеники, импотенты, алкоголики, которых гнетет вина за страшные тайны прошлого: почти по Марксу мастера нуара считали, что в основе любого крупного состояния лежит преступление. Герой-одиночка действует в чужом, враждебном окружении, пытаясь выяснить, кто же двадцать лет назад убил богачку, чью промышленную империю унаследовала ее племянница, по совместительству — его бывшая подруга. На героев нуара иногда накатывала такая внезапная, порой самоубийственная жажда узнать истину. Но все-таки это странный нуар, выламывающийся из нормы, как и все криминальные сюжеты, сочиненные писателем Хэлом Уоллисом. Его сценарии всегда чуть абсурдны, изломаны более, чем положено стандартному нуару. "Странная любовь", напротив, увенчана хеппи-эндом, но он жуток и прекрасен: заговорщики, несмотря на свою низость, одержимы любовью и способны на двойное самоубийство.
В отличие от "Странной любви", "Разорванный занавес" (Torn Curtain, 1966), хотя и поставил его гениальный Альфред Хичкок, способен разочаровать (24 апреля, "Первый канал", 1.55 ***). Возможно, это самый неудачный его фильм, хотя неудача Хичкока всегда интереснее шедевра режиссера-середнячка. Беда в том, что Хичкок в "Занавесе" изменил себе и своей любимой сюжетной конструкции, которую виртуозно и никогда не повторяясь разрабатывал десятилетиями. Обычный герой Хичкока вовлечен в криминальную интригу случайно, вынужден спасать свою жизнь и честь. Злодеи же у Хичкока, даже помещенные в политический контекст, были не столько нацистскими или советскими агентами, сколько агентами абстрактного зла, вполне бескорыстными игроками. И столкновение с ними было даже благодатно для героев, которые искупали некую метафизическую вину, познавали самих себя. В "Разорванном занавесе" все произнесено открытым текстом. Враги — коммунисты из Восточной Германии, уроды из госбезопасности-"Штази" и их советские шефы. Физик-ядерщик (Пол Ньюман) загадочен и интересен лишь в начале фильма: удивленная беспричинным разрывом, его невеста-ассистентка следит за ним и выясняет, что суженый вовсе не летит в Стокгольм, как утверждал, а бежит в Восточный Берлин. Ради любви она даже соглашается остаться за железным занавесом с ним. Но все акценты Хичкок расставляет слишком быстро. Никакой физик не предатель, а волонтер ЦРУ, инсценирующий побег, чтобы выведать у немецкого коллеги, доктора Линдта, некую формулу. Если ее не узнать, проклятый коммунизм победит во всем мире не послезавтра, а завтра: в оптимизме Хичкока не обвинишь. При этом ядерщик ведет себя не как кабинетная крыса, а как матерый спецагент: уходит от преследования, хладнокровно убивает офицера "Штази", приставленного следить за ним. Кстати, Хичкок нарушил негласное табу, существовавшее в рамках пропагандистских систем запада и востока: на экране не полагалось так вот мочить официальных представителей враждебного лагеря. Никакой метафизики: герой решает чисто технические проблемы: как вернуться на запад. Его бегство — единственный чисто хичкоковский эпизод в "Разорванном занавесе": парочка уплывает в Швецию на советском корабле, спрятавшись в чемоданах балетной труппы. Но в целом фильм, конечно, именно то, что советская пропаганда называла "злобными антисоветскими поделками": Хичкок в кое-то веки предал свою фирменную тонкость. Впрочем, раздающиеся с экрана призывы к миру и согласию бывают еще площе и скучнее. Дэнни из "Боксера" (The Boxer, 1997) Джима Шеридана выходит из тюрьмы, куда он, бывшая надежда ирландского бокса, попал 14 лет назад по ложному обвинению в терроризме (27 апреля, РТР, 0.30 **). Его любимая девушка давно уже замужем за непримиримым "полевым командиром", который и упек боксера за решетку, но готова тайно встречаться с ним. Старый тренер истово борется за примирение католиков с протестантами: боевики уже подписали ему смертный приговор. Есть и хороший англичанин-полицейский, экипирующий героя во имя того же примирения: для него пуля тоже отлита. Но Шеридан ухитрился снять сюжет, балансирующий между мелодрамой и жесткой политической драмой, на редкость плоско, вяло, по-плохому традиционно. Когда же наступает хеппи-энд, испытываешь странную досаду: неужели вся кровь в Ольстере пролилась только для того, чтобы главные герои, взявшись за руки и переступив через гору трупов, шагнули в светлое будущее. Впрочем, мир в Северной Ирландии действительно, кажется, наступил, может быть, именно благодаря мелодраматическим коллизиям вроде той, которую живописал Шеридан. "Энни Холл" (Annie Hall, 1977) — один из лучших фильмов Вуди Аллена, радикально отличающийся от его обычной продукции (23 апреля, НТВ, 4.25 ****). Вуди Аллен вообще становится интересен не только его поклонникам, но и "нормальным" зрителям, когда, оставаясь самим собой, раздвигает горизонты своего кино, впускает в него лирику, урбанистическую поэзию, не наигранную, а искреннюю растерянность. Его Элви в "Энни Холл" — 40-летний комик, дважды разведенный, переживающий кризис среднего возраста. Юная Энни озадачивает его всем одновременно: и буржуазным воспитанием, и привычкой выкурить "косяк" перед тем, как заняться любовью. Она — и это понятно с первого же эпизода их встречи — скоро покинет его, пойдет по сверстникам, однако желание удержать странную и прекрасную любовницу трогает зрителей. Но лирика уравновешена комизмом. Одна из самых смешных сцен, снятых Алленом: ночной звонок уже бросившей его Энни, которая требует немедленно приехать к ней и прогнать пауков, обосновавшихся в ванной комнате.