С лордом Норманом Фостером поговорил Федор Павлов-Андриевич
— Какой современный город, по-вашему, достоин самого высокого здания в мире?— Это должен быть город, опережающий время. Такой, в котором люди не успевают смотреть на часы, а день смешан с ночью. Город, который на сто процентов уверен в завтрашнем дне — и поэтому его жители решают построить такой дом, такую башню. Она становится выражением их абсолютного благополучия.
— А как вы оцениваете положение с высокими зданиями в Москве?
— Многим в Москве очень не нравится, как выглядят новые творения московских архитекторов, особенно высотки. Мало того, известно, что некоторые московские застройщики не прибегают к помощи архитекторов на уровне замысла, сами придумывают, как должен выглядеть дом, а архитекторы уже выполняют техническую работу.
Я считаю, что каждый город уникален. Уникальны и отношения, связывающие новый высотный дом с окружающей его историей. Города, в которых появляются шаблонные небоскребы, испытывают эти проблемы всегда — они не нравятся жителям, общественность протестует и т. д. Мне кажется, что, когда речь идет о таком городе, как Москва, в котором живы исторические кварталы, надо стараться не допускать высотные здания туда, где они не будут органичны. Должно быть своего рода равновесие между наследием и коммерцией. Это урбанистический баланс, при нарушении которого город начинает серьезно болеть. Вообще-то я буду говорить об этом подробно на своей первой публичной лекции, которую мне предложили прочитать в Москве.
— Что есть в вашем понимании музейный проект? Чем он будет отличаться от того, что можно увидеть на профессиональной, коммерческой выставке (скажем, недавно ваши проекты участвовали в ярмарке MIPIM в Париже)?
— В 2001 году после реконструкции открылся Британский музей, новый облик которого было доверено придумать нам. Выставка "Exploring the City", сопровождавшая открытие музея, стала важным этапом и для меня, и для моих коллег — мы и до этого делали музейные проекты (например, в центре Сейнсбери), но это была, пожалуй, наша главная выставка. Тут ведь важно соблюсти законы. В рамках подобных выставок мы не показываем свою коммерческую эффективность и не стремимся ошарашить зрителя масштабами. Мы погружаем его в обстановку нашей студии, откуда родом все наши идеи, мы пытаемся объяснить наш главный принцип — sustainability (критик Григорий Ревзин переводит этот термин как "самостояние".— прим. автора) — и показать, насколько важно для искусства и архитектуры как частного примера современного искусства соблюсти "вписанность" в окружающую среду, уместность этого высказывания. Ну и потом, мы рассчитываем на массового зрителя, а ведь его важно увлечь, с ним важно общаться на легком и универсальном языке. К тому же я очень доверяю Ирине Александровне Антоновой, директору Пушкинского музея, которая решила поселить эту выставку у себя в музее. Мне кажется, этот человек никогда не ошибается.
— Есть ли на свете музей, в котором вы бы согласились прожить остаток дней?
— Наверное, это один из тех музеев, в которых я забываю о времени. Ну, знаете, такие настоящие музеи XIX века, в которых можно найти все — от бабочек и минералов до артефактов. Несовременные, неоднородные. Отчасти это мог бы быть лондонский Музей Виктории и Альберта — в тех своих пределах, до которых не успели добраться современные кураторы. Знаю, вы хотите спросить о Пушкинском. Да, пожалуй. Там нет минералов и бабочек, но на часы там точно смотреть не станешь.
Организаторы выставки "Норман Фостер. Пространство и время": ГМИИ им. А. С. Пушкина и :марка:face:fashion:. Генеральный спонсор: Access Industries.